— Видишь девчонку у загородки? Вон ту, с большим носом? Ее мать сбежала в мае с матросом.
— Ну и что?
Агнес приложила руку ко рту и сказала шепотом:
— Бабушка говорит, у них вся семья барахло.
— Ну и что? — Гилли громко разжевывала жвачку. — А что говорит твоя бабка про вашу семью?
Агнес сморщилась, как пересохшая губка.
— Кто это распускает сплетни про мою семью?
— Раскинь мозгами.
— Вот увидишь, они вернутся.
— Еще бы!
— Конечно, вернутся. Может, еще до Рождества.
— Ну, ладно, ладно, верю.
Глаза Агнес забегали из стороны в сторону, вглядываясь в непроницаемое лицо Гилли.
— Ты что, разыгрываешь меня? — наконец, спросила она.
— Нисколько.
Неуверенность Агнес поколебалась.
— Я знаю еще много про всех, — сказала она, — про всех здешних.
— Не сомневаюсь, дорогая. — Гилли осторожно выдувала из жвачки пузырь, он оглушительно лопнул возле сальных рыжих волос Агнес.
Та испуганно вскрикнула:
— Полегче!
Раздался первый звонок.
— Встретимся на переменке?
Гилли передернула плечами и направилась к классу «Харрис-6».
— Там видно будет, — сказала она.
Хотя Гилли не давала покоя мысль, как заполучить деньги мистера Рэндолфа, но, переступив порог класса «Харрис-6», она заставила себя думать только о занятиях. Надо будет с первого же дня серьезно взяться за дело. Она не допустит, чтобы эти безмозглые идиоты считали себя умнее ее. Нельзя примириться и с тем, что она отстает от других почти по всем предметам, хотя и дураку ясно, что виновата в этом не она, а начальная школа в «Голливудских Садах». Она будет заниматься как проклятая, пока не только догонит, но и перегонит весь класс, а потом остановится как вкопанная — и ни с места. Учителя в таких случаях всегда бесятся. Они считают личным оскорблением, когда способный ученик, который мог бы быть первым в классе, перестает шевелить мозгами. Это точно. И теперь в классе «Харрис-6» Гилли стремилась именно к этому.
Во время перемены класс Агнес пришел в кафетерий первым, и, когда подошла очередь Гилли, Агнес уже сидела за столиком и махала ей рукой. Гилли предпочла бы завтракать в одиночестве. Агнес была не самой приятной соседкой за столом, но раз уж она решила, что Агнес может когда-нибудь пригодиться — надо к ней привыкать. Гилли подошла к столику и села напротив Агнес — та улыбалась, как кошка в мультфильме.
— Мне тоже дают бесплатный завтрак, — сказала она.
Гилли с ненавистью посмотрела на Агнес. С какой это стати все должны знать, кому дают, а кому не дают бесплатные завтраки. Но дело не только в этом. Прежде всего, надо научить Агнес Стоукс держать язык за зубами.
— Знаешь, Агнес, когда я вижу тебя, меня тошнит.
Агнес посмотрела на нее как побитая собака.
— Это почему же?
— А нипочему. Только увижу тебя — начинает тошнить, вот и все.
Агнес рывком подвинула скамейку к столу и стала закатывать спустившиеся рукава.
— От тебя это не зависит, — продолжала Гилли. — Ты тут ни при чем. Я тебя не обвиняю. Но терпеть этого больше не стану.
— Чего?
Гилли наклонилась через стол и бросила в покрасневшее лицо Агнес:
— Твою пасть.
Агнес отшатнулась от злобного лица Гилли. Окружающие не сводили с них глаз. Наконец, они обе немного успокоились, но лицо у Гилли по-прежнему было все еще раздраженным.
— Никакая у меня не пасть, — тихо сказала Агнес.
— Тогда заткни ее. А то испарятся остатки твоих мозгов.
Рот Агнес раскрылся было, но губы тут же сомкнулись. Она передернула плечами, фыркнула и принялась за еду.
Гилли одарила окружающих щедрой улыбкой, изящно расправила на коленях салфетку и взяла пакет молока, отставив мизинец, как это делала миссис Нэвинс, когда брала чашечку с кофе.
После ленча Гилли разрешила Агнес проследовать за ней на площадку; та семенила сзади, как заблудившийся щенок. Когда же Агнес осмелилась заговорить: «Послушай, Гилли…», Гилли обернулась с таким свирепым видом, что слова у той застряли в горле.
После уроков Агнес молча шла за ней следом. Они поднялись на холм, Агнес приходилось почти бежать, чтобы не отставать от намеренно широко шагавшей Гилли. Они подошли к дому Троттер, Гилли свернула во двор. Когда она закрывала за собой грязную белую калитку, Агнес дотронулась до ее руки и протянула ей записку. «Когда мне можно говорить?» — было написано там.
Гилли великодушно улыбнулась.
— Посмотрим, — сказала она. — Посмотрим, как ты будешь вести себя.
Агнес раскрыла рот, как голодный птенец, но не проронила ни звука. Послушная птица. Гилли похлопала ее по костлявой, покрытой веснушками руке и быстро вошла в дом, оставив за калиткой птенца с раскрытым ртом.
— Это ты, Уильям Эрнест, детка?
— Нет, это я, душка Троттер, — пропищала Гилли.
Из кухни донеслись раскаты смеха.
— Заходи, детка, возьми чего-нибудь перекусить.
У Гилли потекли слюнки, но она решила не поддаваться. Как бы ни хотелось есть. Куском ее не подкупишь. Она протопала к лестнице мимо открытой кухонной двери, откуда доносился умопомрачительный запах шоколадного печенья. Будь ты трижды проклята, Мэйм Троттер.
Войдя в комнату, Гилли плотно прикрыла дверь и вынула из комода деньги. Потом она вытащила ящик и перевернула его на кровати вверх дном. Расправила на нем смятые пятидолларовые бумажки, вытащила из кармана скотч, который предусмотрительно стянула со стола мисс Харрис, и приклеила их ко дну ящика.
Неожиданно дверь распахнулась. Чтобы прикрыть деньги, Гилли грудью навалилась на ящик.
На пороге, с выпученными, как у лягушки, глазами, стоял Уильям Эрнест, он пытался удержать в руках небольшой поднос с тарелкой печенья и стаканом молока.
— Какого черта? — заорала Гилли.
— Тр-тр-тр-Троттер, — только и мог произнести мальчик. Поднос ходил ходуном в его руках, стакан с молоком в любую минуту мог оказаться на полу.
— Поставь поднос, дурень.
Уильям Эрнест с отчаяньем озирался вокруг. Гилли стало не по себе — лежит, как последняя дура, прижавшись грудью к ящику от комода. Она приподнялась и перевернула ящик. Потом села на кровати и повернулась к мальчику.
— Разве Троттер не говорила тебе, что прежде чем врываться в комнату, надо стучать?
Мальчик кивнул, глаза его были широко раскрыты, поднос все еще дрожал в руках.
Гилли вздохнула. Что за странный ребенок!
— Ну, ладно, — сказала она и протянула руку. — Давай его сюда.
Он сунул ей поднос и со всех ног бросился вниз по лестнице. Гилли снова перевернула ящик вверх дном, поставила на него тарелку с печеньем и стакан с молоком. Она захлопнула дверь, уселась на кровати, скрестив ноги, и принялась за еду. Большое спасибо, Мэйм Троттер. Ну и вкуснотища — язык проглотишь.
Она доедала последнее печенье, и вдруг ей пришла в голову мысль. Рассчитывать на Агнес Стоукс — никакого толку. Этой девчонке нельзя доверять ни на грош. Она займется Уильямом Эрнестом. Им и только им. Подумать только, любимчик Троттер окажется замешанным в преступных делах. От удовольствия она громко рассмеялась. Крошка Уильям, безмозглый пай-мальчик, ворюга с лягушачьими глазами. Возможности были безграничными и заманчивыми. Карлик из мафии. Прилежный ученик.
Гилли соскользнула с кровати, привела комнату в порядок и вприпрыжку сбежала по лестнице; она появилась в кухне с подносом на вытянутой руке. Троттер взглянула на нее из-за стола. Она раскладывала на противень тесто для печенья.
— Ну, как, детка? Настроение получше?
Гилли ответила ей ослепительной улыбкой в триста ватт, предназначенной для того, чтобы растоплять сердца приемных родителей.