— Только не в том случае, если она замужем. Я полагала, что раз я не могу остаться рядом с дочерью, то мое место подле мужа. И потом, смерть моего брата нанесла сильный удар моей матери, от которого она до сих пор никак не оправится. Она ищет спасение в делах.
В это герцог легко мог поверить. Он не был лично знаком с Марией де Лодрен, но догадывался, что дочь не занимает большого места в жизни этой дамы. Госпожа де Лодрен даже не удосужилась приехать на ее свадьбу, и это о многом говорило. Но Жосса де Понталека герцог знал очень хорошо, и, искренне привязавшись к Анне-Лауре, он не переставал сожалеть о заключении этого союза, понимая, что этот брак не принесет счастья молодой женщине.
Он знал о склонности маркиза к любовным похождениям, с иронией вел им счет и не думал, что де Понталек намерен остановиться. У маркиза было много женщин. Когда до герцога доходили слухи о многочисленных романах маркиза, эти сообщения не вызывали особого беспокойства герцога. Но вот связь Понталека с Шарлоттой де Сенсени его тревожила. И именно потому, что Жосс проявлял необыкновенную скрытность и не свойственную ему осторожность, герцог счел это увлечение опасным. Он спросил молодую женщину:
— А как ваш муж отнесся к вашему возвращению?
Анна-Лаура неопределенно махнула рукой и грустно улыбнулась:
— Должна признаться, радости он не выказал. Я бы сказала, что он был недоволен. Не могу его за это винить. Муж полагал, что я нахожусь в безопасности в Комере… — сказала Анна-Лаура. — В трудные времена всегда хочется думать, что твои близкие в безопасности, не правда ли?
— Вы совершенно правы, — согласился с ней старый герцог. В глубине души он считал, что маркизе лучше знать, что муж проявляет о ней заботу, чем подозревать правду — Жосс, насколько мог судить старик, не слишком хотел видеть свою жену и более того — был бы рад не видеть ее вовсе. Правда могла бы быть убийственной для Анны-Лауры. Но вот одного герцог понять не мог — зачем маркиз отправил к нему свою жену, предложив навестить тяжело больного старца, когда Жоссу было отлично известно истинное положение дел?
— Я спрашиваю себя, — заговорил он так, словно размышлял вслух, — не следует ли вам вернуться в Бретань. Недавнее нападение на Тюильри оставило у простолюдинов ощущение незавершенности дела. Мятежники перешли последнюю грань в оскорблении их величеств. За это раньше отправляли на эшафот. Времена становятся все опаснее, я уверен — они найдут способ завершить начатое. Эмиграция, начавшаяся в восемьдесят девятом году, возобновилась с новой силой. — Вы тоже намерены уехать?
— Я? Ни за что на свете. Мое место рядом с моим королем… К тому же я слишком стар для подобных авантюр. Но к вам, моя дорогая, это не относится.
— Я с радостью бы уехала, но только вместе с мужем. Видите ли, когда удивление моим неожиданным возвращением прошло, Жосс проявил ко мне больше нежности, чем когда-либо раньше. Мне кажется, что в эти роковые дни мы могли бы начать все сначала. Я не оставлю его…
Как и Жуан, герцог был и восхищен этой способностью юных существ оживлять свои иллюзии, и одновременно эта наивность повергала его в ужас. Если Жосс де Понталек и решит уехать, то сделает это только ради красавицы Сенсени… Но разве можно сказать об этом юной влюбленной жене?!
— Обещаю обо всем узнать подробнее и рассказать вам при нашей следующей встрече, — сказал герцог. — Но кто знает, не застанут ли нас обстоятельства врасплох? Хочу сказать вам, дитя мое, — что бы ни случилось, вы всегда найдете убежище в моем доме. Я предпринял кое-какие шаги, и благодаря им мой дом остался последним безопасным дворянским особняком в Париже, — закончил он с горьким смешком.
— Предприняли шаги? Что это значит, господин герцог?
— Я отдал в муниципалитет мою цепь ордена Святого Духа, грамоту гранда Испании и грамоту императора Карла Великого, дарующую мне титул принца Святой империи. Но если такой ценой я могу сохранить жизнь тем, кого я люблю, то я готов на такие жертвы!
Он произнес это таким беззаботным тоном, что Анна-Лаура не смогла сдержать улыбки:
— Я еще не встречала человека, который с такой легкостью отказался бы от достойных титулов, дорогой герцог!
— Мой друг, я отказался от них не навсегда и собираюсь когда-нибудь вернуть все это. Вы уже уезжаете? — спросил он, видя, что Анна-Лаура встала.
— Да, мне пора. Вы позволите задать вам еще один вопрос?
— Прошу вас!
— Почему вы ни разу не привезли ко мне адмирала Поль-Джонса, хотя ваши рассказы о нем пробудили мое любопытство?
— Потому что, несмотря на состояние его здоровья, он бы стал за вами ухаживать и ему пришлось бы иметь дело с маркизом. Именно из-за состояния его здоровья…
— Ухаживать за мной? У вас богатое воображение. Разве адмирал ухаживал за всеми молодыми женщинами?
— Нет, только за самыми красивыми.
— Но я некрасива.
— Это вы так полагаете. Но дайте возможность другим судить об этом.
— И потом, мой супруг не настолько интересуется мною, чтобы драться из-за меня на дуэли.
— Вы заблуждаетесь, мадам! Я не знаю, способен ли Жосс де Понталек на страстную любовь, но у него слишком развито чувство собственника. А вы его жена.
Иными словами, ему принадлежат и ваше тело, и ваше состояние, и он никогда не позволит другому охотиться на его территории. Доказательством тому служит его упорное желание запереть вас в особняке на улице Бельшас.
— Может быть, это потому, что он меня любит и боится за меня? — прошептала Анна-Лаура с такой надеждой в голосе, что у старого герцога сжалось сердце.
— Не мне судить, в конце концов возможно и такое, но не забывайте, моя дорогая, что нет худшего ревнивца, чем тот, кто ревнует, но не любит. Ах да, кстати! Вы приехали в кабриолете, а это очень неблагоразумно. Люди из народа ненавидят эти экипажи, и я не понимаю, почему ваш супруг уступил его вам. Если еще раз соберетесь ко мне приехать, то непременно возьмите фиакр. Это безопаснее и надежнее. А еще лучше не приезжайте вовсе. Я сам буду навещать вас каждые два дня, как в те времена, когда давал вам уроки. Согласны ли вы терпеть и дальше мое общество?
Анна-Лаура оживленно улыбнулась:
— Вы мне доставите огромное удовольствие! Это будет почти совсем как в старые времена, верно?
Воспоминание о прошлых счастливых днях подействовало как всегда. Выходя из особняка герцога Нивернейского, Анна-Лаура едва сдерживала слезы умиления.
Сильвен развернул кабриолет, но они успели проехать совсем немного, когда выяснилось, что с улицы Турнон им не выбраться. Неожиданно собравшаяся толпа перегородила выезд на площадь. Сильвен не успел среагировать, а здоровый детина в засаленном красном колпаке с высокой кокардой ловко и сноровисто ухватил лошадь под уздцы. В ту же секунду другой мужчина, худой, высокого роста, растянулся под кабриолетом, притворяясь, что экипаж сбил его. И сразу же раздались гневные возгласы:
— Долой кабриолеты! Позор потаскухе, которая вообразила, что может запросто давить простых людей! Сожжем их! Еще одна шлюха, которая считает, что ей все можно! Мы ее проучим!
Не прошло и нескольких секунд, как сопротивляющегося Сильвена стащили с козел. Возбужденные и нетерпеливые мужчины выпрягли лошадь, краснолицый здоровяк уселся на нее верхом и увел в неизвестном направлении. Другие вытащили из кабриолета Анну-Лауру и несчастную Бину, цеплявшуюся за свою хозяйку и голосившую что было сил.
Бледная от страха маркиза молчала, вглядываясь в разъяренную толпу. Женщины грозили ей кулаком, кто-то уже рубил топором экипаж, чтобы устроить костер и бросить туда его хозяйку. Анна-Лаура, казалось, овладела собой, в ее голове билась спасительная мысль. Если ей суждено умереть от рук этих обезумевших людей, она примет смерть с облегчением. Ее измученное сердце наконец успокоится — она наконец соединится со своей дорогой Селиной. С Анны-Лауры сорвали соломенную шляпу и платок из черного муслина, обнажая нежную шею. Какой-то мужчина тут же протянул к ней грязную руку: