— Нет, Жан, нет! Все это россказни путешественников, которые дурачат добрых людей, предпочитающих оставаться дома.
— Не все же они врут, мой милый Марсьяль!
— Если черепахи водятся тут в таком количестве, то почему же мы не видим ни одной? Разве эти отмели кишат панцирями? Ладно, я многого не требую, не надо мне сотен тысяч черепах, но хоть штук пятьдесят... хоть десяток... тем более что суп из них, как говорят, так хорош, что я совсем не прочь его отведать.
— Со мной-то поделишься, дядюшка, ну хоть полкотелка?
— С какой стати? Пяти-шести тысяч черепах, я думаю, хватит и на твой, и на мой котелок. Но ведь ни одной... ни одной! Где они прячутся? Не иначе как в башке нашего индейца!
Сержант верил только собственным глазам. И если он не видел ни одной из этих странствующих черепах, то не потому, что не смотрел. Он уже чуть не до дыр проглядел свою подзорную трубу.
Тем временем обе пироги, подгоняемые попутным ветром, без помощи шестов преодолевали течение. К одиннадцати часам утра они достигли устья Арауки, чьи прозрачные воды, стекающие со склонов Анд, не смешиваясь с водами других рек, вливаются в Ориноко.
Чтобы попасть в находящуюся на правом берегу Ла-Урбану, нужно было пересечь реку. Вот тут и начались трудности, существенно замедлившие продвижение пирог. Проходы между песчаными отмелями делали иногда крутые повороты, и ветер из попутного превращался в противный. Приходилось спускать паруса и идти на шестах. А чтобы лодку не сносило течением назад, работали все — и экипаж и пассажиры.
В час пополудни «Марипаре» и «Гальинета» достигли острова, носящего то же название, что и деревня. В отличие от прибрежных льяносов, остров был лесистым, а кое-где даже виднелись обработанные поля. Явление довольно редкое, так как в этих местах жители заняты исключительно охотой, рыбной ловлей и сбором черепашьих яиц, а это, что бы там ни говорил сержант Марсьяль, требует огромного числа работников.
Переход под палящим солнцем был очень утомителен для матросов, решено было дать им час отдыха. Тем более, что при любых условиях пироги прибудут в Ла-Урбану еще до наступления вечера. Деревня будет видна, как только они обогнут остров.
Лодки пристали к острову, пассажиры вышли на берег, и деревья укрыли их своей широкой листвой от солнца.
Как ни противился тому сержант Марсьяль, между пассажирами обеих пирог установились дружеские отношения. И это естественно, когда люди путешествуют вместе, да еще в подобных условиях. Господин Мигель не скрывал своей симпатии к Жану де Кермору, и равнодушие к подобным знакам внимания было бы просто вопиющей невежливостью. Так что сержанту пришлось смириться и спрятать свои колючки, однако в глубине души он не переставал корить себя за глупость и малодушие.
За исключением нескольких уток наши охотники не обнаружили на острове никакой дичи, а потому им не пришло в голову взяться за оружие, чтобы несколько разнообразить трапезу. Впрочем, в Ла-Урбане они без труда пополнят свои запасы.
В три часа Вальдес дал сигнал к отправлению. Пироги отчалили. До южной оконечности острова их пришлось тащить бечевой, а дальше оставалось лишь пересечь по диагонали вторую половину реки. Эта часть плавания прошла благополучно, и еще до наступления темноты обе пироги достигли Ла-Урбаны.
Глава VIII
ОБЛАКО ПЫЛИ НА ГОРИЗОНТЕ
Ла-Урбану можно назвать столицей среднего течения Ориноко. Это самое большое селение между Кайкарой и Сан-Фернандо-де-Атабапо. Первое расположено там, где русло реки делает поворот к югу, а второе — там, где она поворачивает на восток.
Это замечание справедливо, если согласиться с точкой зрения господина Мигеля по поводу географии Ориноко, которая, кстати, отражена на современных картах. Впрочем, нашим географам оставалось преодолеть еще шестьсот километров, прежде чем они достигнут места слияния трех рек, где их спор, можно надеяться, будет разрешен.
На правом берегу реки возвышался небольшой холм, одноименный с расположенным у его подножия селением. В то время в Ла-Урбане жили триста пятьдесят — четыреста человек, по большей части мулаты испано-индейского происхождения. Сельским хозяйством они не занимались, только немногие держали домашнюю скотину. За исключением короткого периода сбора черепашьих яиц и sarrapia, они жили, главным образом, охотой и рыбной ловлей и не отличались особым трудолюбием. Однако их жилища под сенью банановых рощ говорят о зажиточности, что в этих краях бывает нечасто.
Наши путешественники собирались провести в Ла-Урбане только одну ночь. Поскольку они прибыли в пять часов, то у них в запасе был целый вечер, чтобы пополнить запасы мяса и овощей, в изобилии имевшихся в Ла-Урбане.
Они обратились за помощью к алькальду[76], и тот с радостью предложил им свои услуги и предоставил в их распоряжение свое жилище. Как главе гражданской администрации ему вменялось в обязанность следить за соблюдением порядка и на суше, и на воде. У него была жена, тоже мулатка, и полдюжины детей, крепких и здоровых мальчиков и девочек от шести до восемнадцати лет.
Узнав, что господин Мигель и двое его коллег — важные лица из Сьюдад-Боливара, он рассыпался в любезностях и пригласил их провести вечер у него дома. Пассажиры «Гальинеты» также были приглашены, что очень обрадовало Жана, так как он надеялся узнать об участи своих соотечественников, которые не выходили у него из головы.
А Вальдес и Мартос занялись прежде всего пополнением запасов сахара, иньяма[77], а главное, маниоковой муки, из которой обычно здесь пекут хлеб.
Обе лодки пристали к довольно крутому берегу в глубине маленькой бухточки, где уже были пришвартованы несколько куриар и рыбачьих лодок. Там же находилась и пирога двух французских исследователей, Жака Эллока и Жермена Патерна. Уже шесть недель о них не было никаких известий, что очень тревожило ожидавших их в Ла-Урбане матросов.
Поужинав, путешественники отправились в гости к алькальду. Вся семья собралась в большой комнате, меблировка которой состояла из стола, обтянутых оленьей кожей табуреток и охотничьих трофеев на стенах. Были приглашены также «именитые граждане» Ла-Урбаны, один из которых жил в соседнем селении. Жан знал об этом человеке из рассказа господина Шафанжона, который нашел у него самый сердечный прием. Вот что он об этом рассказывает: «Господин Марчаль, уже почтенного возраста венесуэлец, пятнадцать лет назад обосновался в Тигре, расположенной недалеко от Ла-Урбаны, выше по течению. Он оставил политику и занялся животноводством. Его ферму, где было около сотни голов скота, обслуживали несколько пеонов и члены их семей. Вокруг фермы простирались поля маниоки, маиса[78], сахарного тростника, росли великолепные банановые деревья. Всего этого с избытком хватало для процветания маленького счастливого мирка».
Какие-то дела привели господина Марчаля в Ла-Урбану одновременно с нашими путешественниками. Он прибыл на своей куриаре в сопровождении двух слуг, а так как он остановился у алькальда, то, естественно, оказался в числе приглашенных.
Эта вечеринка в затерянной среди льяносов деревушке ничем не напоминала великосветский прием. Вместо тонких закусок, изысканных сладостей, дорогих вин и ликеров были поданы пирожные, приготовленные хозяйкой дома и ее дочерьми, и восхитительный кофе, но, главное, гости нашли здесь сердечное тепло и искреннее гостеприимство.
Господин Марчаль испытывал истинное наслаждение, беседуя с Жаном де Кермором на своем родном языке. Он рассказал, что пять лет назад его соотечественник побывал у него на ферме, где провел, к сожалению, всего несколько дней.
— Он так спешил снова отправиться в путь! Это был смелый исследователь, истинный первопроходец. Пренебрегая опасностью, рискуя жизнью, он добрался до истоков нашей великой реки. Такой француз делает честь своей родине! — с жаром воскликнул почтенный венесуэлец.