Когда господин Марчаль и алькальд узнали о цели путешествия господина Мигеля и его коллег, они, как показалось Жану, с удивлением переглянулись. По всей вероятности, для них этот вопрос давно был решен в пользу мнения господина Мигеля.
Хотя господин Марчаль не интересовался Сан-Фернандо и имел определенное мнение относительно Атабапо и Гуавьяре, он тем не менее поддержал членов Географического общества в их намерении добраться до места слияния трех рек.
— В любом случае это принесет пользу науке, и, кто знает, может быть вам господа, удастся сделать какое-нибудь открытие.
— Это наша мечта, — ответил господин Мигель, — ведь мы собираемся посетить малоизученный район и, если нужно, мы отправимся из Сан-Фернандо дальше вверх по течению.
— И доберемся... — продолжил господин Фелипе.
— Хоть до самых истоков! — закончил господин Баринас.
Сержант Марсьяль плохо улавливал смысл разговора, потому что Жан переводил ему лишь отдельные фразы. Он никак не мог взять в толк, каким образом люди, если, конечно, они не сумасшедшие, могут интересоваться тем, «из какой дырки вытекает река».
— В конце концов, — пробормотал он, — будь люди благоразумнее, незачем было бы строить столько сумасшедших домов.
Затем речь зашла о двух французах, возвращения которых тщетно ожидали в Ла-Урбане. Алькальд встречал их, когда они прибыли в Ла-Урбану, господин Марчаль тоже знал их, так как они провели один день на его ферме в Тигре.
— И с тех пор вы ничего больше о них не слышали? — спросил господин Мигель.
— Абсолютно ничего, — ответил алькальд. — Мы расспрашивали жителей восточных льяносов, но те их не видели.
— А они собирались плыть вверх по Ориноко? — спросил Жан.
— Да, дитя мое, — ответил господин Марчаль, — они намеревались останавливаться в прибрежных деревнях. Говорили, что у них нет четкого маршрута. Один из них, Жермен Патерн, ботаник, готов рисковать жизнью, чтобы обнаружить неизвестное растение. Другой, Жак Эллок, азартный охотник, увлеченный географией; его манят еще неизвестные и неописанные страны и реки. Эти две страсти заводят его порой слишком далеко... И когда приходит время возвращаться...
— Будем надеяться, что с ними не случилось ничего дурного, — сказал господин Баринас.
— Будем надеяться, — повторил алькальд, — хотя их отсутствие уже сильно затянулось.
— А они обязательно должны вернуться в Ла-Урбану? — поинтересовался господин Фелипе.
— Вне всякого сомнения. Здесь осталась их пирога с походным снаряжением и уже собранными коллекциями.
— Они отправились одни или с проводником? — спросил Жан.
— Я дал им в качестве сопровождающих несколько индейцев мапойе, — ответил алькальд.
— А это надежные люди? — спросил господин Мигель.
— Настолько, насколько могут быть надежными индейцы, живущие вдали от реки.
— Известно ли, — продолжил Жан, — какие места они собирались посетить?
— По моим сведениям — Сьерра-Матапей. Это к востоку от Ориноко, край, известный только индейцам яруро и мапойе. У ваших соотечественников и проводника были лошади, полдюжины индейцев с грузом шли за ними пешком.
— А к востоку от Ориноко бывают наводнения? — спросил Жан.
— Нет, — ответил господин Мигель, — эти льяносы расположены значительно выше уровня моря.
— Вы правы, господин Мигель, — согласился алькальд, — но там бывают землетрясения, и вы знаете, что в Венесуэле они случаются довольно часто.
— В любое время года? — спросил юноша.
— Нет, в определенные периоды, — ответил господин Марчаль. — Кстати, вот уже месяц, как даже в Тигре ощущаются подземные толчки.
Все согласились, что вулканические толчки — не редкость в Венесуэле, хотя здесь и нет действующих вулканов. Гумбольдт имел все основания назвать Венесуэлу «страной землетрясений». Подтверждение тому — разрушение в шестнадцатом веке города Куманы. Землетрясение повторилось сто пятьдесят лет спустя, и в этот рад город содрогался от подземных толчков пятнадцать месяцев. Город Месида также жестоко пострадал. А в 1812 году двенадцать тысяч жителей погибли под развалинами Каракаса. Подобные катастрофы, уже унесшие тысячи жизней, могут повториться в любую минуту, и надо сказать, что в последнее время на востоке края ощущались постоянные толчки.
Когда тема двух французов была исчерпана, господин Марчаль обратился к сержанту Марсьялю и его племяннику:
— Мы знаем теперь, что позвало в дорогу господина Мигеля и его коллег. Вряд ли вы предприняли ваше путешествие с той же целью...
Сержант Марсьяль сделал протестующий жест; но Жан остановил его, не позволив ему выразить пренебрежительное отношение к географическим вопросам, которые, по мнению старого солдата, могли интересовать только составителей учебников и атласов.
Юноша рассказал, что чувство сыновней любви заставило его покинуть Францию и что он отправился в плавание по Ориноко, надеясь получить новые сведения об отце в Сан-Фернандо, откуда пришло последнее письмо, написанное полковником де Кермором.
Рассказ юноши до глубины души взволновал старого Марчаля, и, к ужасу сержанта, он взял Жана за руки, привлек его к себе и, словно благословляя, от всей души пожелал ему удачи.
— И никто из вас, ни господин Марчаль, ни господин алькальд, ничего не слышал о полковнике де Керморе? — спросил юноша.
— Увы, нет.
— Может быть, — сказал алькальд, — полковник не останавливался в Ла-Урбане? Хотя это очень странно — обычно все пироги заходят сюда, чтобы пополнить запасы. Вы говорите, что это было в тысяча восемьсот семьдесят девятом году?
— Да, сударь, — ответил Жан, — и вы тогда жили в этом селении?
— Конечно, но у меня не было сведений о прибытии полковника де Кермора.
Похоже, полковник с самого отъезда делал все возможное, чтобы сохранить инкогнито.
— Не огорчайтесь, дитя мое, не может быть, чтобы в Сан-Фернандо не осталось никаких следов пребывания вашего отца. Там вы наверняка получите сведения, которые позволят вам отыскать его.
Только в десять часов вечера гости покинули гостеприимный дом алькальда и вернулись на борт своих пирог, которые должны были с рассветом отправиться в путь.
Жан лег на циновке под навесом, и сержант, закончив ежевечернюю войну с комарами, тоже растянулся и тотчас заснул.
Однако сон их был непродолжительным. Около двух часов ночи их разбудил доносившийся откуда-то издалека непрерывно нараставший шум. Однако этот глухой гул не был похож на далекие раскаты грома. Потом какое-то странное волнение пробежало по реке, и волна ударилась в борта лодки.
Вальдес и матросы, стоя на носу пироги, вглядывались в горизонт.
— Что случилось, Вальдес? — спросил Жан.
— Не знаю...
— Собирается гроза?
— Нет... Небо чистое... Ветер восточный, очень слабый.
— Откуда же это волнение?
— Я не знаю, не знаю, — повторял Вальдес.
Действительно, это было необъяснимо. Может быть, выше или ниже по течению произошел внезапный подъем воды, который и вызвал эту приливную волну? От капризной Ориноко можно всего ожидать.
Экипаж и пассажиры «Марипаре» тоже были встревожены. Выбравшись из-под навеса, господин Мигель и его друзья пытались разобраться в причинах этого явления, но, увы, безуспешно.
Впрочем, волнение ощущалось не только на воде, но и на суше. Напуганные жители Ла-Урбаны повысыпали из своих хижин и направились к берегу. Вскоре к ним присоединились господин Марчаль и алькальд. Было половина пятого утра, и вот-вот должен был забрезжить рассвет.
Пассажиры обеих лодок тотчас же сошли на берег, и господин Мигель спросил:
— Что происходит?
— По всей вероятности, в Сьерра-Матапей произошло землетрясение, и колебания достигли речного дна.
Господин Мигель согласился, что колебания почвы вызваны подземными толчками, нередко сотрясающими льяносы. «Только это не все, — добавил он, — разве вы не слышите гул, который доносится откуда-то с востока?»