Предположение было вполне правдоподобным, хотя и оставалось неясным, зачем полковнику нужно было скрывать свое имя.
— Если господин де Кермор, — сказал Жак Эллок, — хотел, чтобы никто не знал о его пребывании в Сан-Фернандо...
— А, собственно, почему? — спросил господин Мирабаль.
— Мой отец испытал столько горя, — дрожа от волнения, ответил Жан. — После гибели моей бедной матери он считал, что остался совсем один на свете.
— А вы, мое дорогое дитя?
— Он думал, что я тоже погиб, — ответил Жан.
Сержант Марсьяль глухо ворчал в своем углу. Он явно был недоволен этими расспросами, касавшимися прошлого его племянника.
Ни господин Мирабаль, ни Жак Эллок не стали продолжать расспросы. Было ясно, что измученный горем полковник де Кермор решил уехать тайно, так, чтобы об этом не знал даже его старый товарищ по оружию. А потому вполне вероятно, что он сменил имя, чтобы никто никогда не узнал, где он схоронил свое разбитое горем сердце.
Сержант Марсьяль и Жан попрощались с господином Мирабалем и ушли, оба глубоко опечаленные. Но ведь старик обещал им попытаться разузнать о полковнике де Керморе, и можно было не сомневаться, что он сдержит свое слово.
Остаток дня сержант и Жан провели в гостинице.
На следующий день, по просьбе господина Мигеля, Жан был принят губернатором этой провинции Ориноко. Его превосходительство не мог ничего сообщить Жану о его отце. Впрочем, сам он поселился в Сан-Фернандо всего пять лет назад. Однако он пообещал юноше, что поможет господину Мирабалю в его поисках.
Второй день прошел совершенно безрезультатно. Сержант Марсьяль выходил из себя. Проделать такой путь, пережить столько опасностей — и все попусту! Как мог он быть таким бесхарактерным, чтобы согласиться на это путешествие! Однако видя отчаяние Жана, он старался сдерживаться, чтобы не усугублять его горя.
Жак Эллок тоже решил заняться поисками. К сожалению, все его попытки что бы то ни было узнать оказались безуспешными. Вернувшись на «Мориче», он погрузился в глубокое уныние, очень тревожившее Жермена Патерна. Его друг, обычно такой разговорчивый, жизнерадостный и общительный, едва отвечал на его вопросы.
— Что с тобой? — спрашивал его Жермен.
— Ничего.
— Ничего иногда означает очень много. Я согласен, положение этого юноши очень печально, но ведь это не значит, что ты должен забывать о твоей экспедиции.
— Моя экспедиция!
— Ведь не для того же, я полагаю, министр народного образования отправил нас на Ориноко, чтобы разыскивать полковника де Кермора.
— А почему бы и нет?
— Послушай, Жак, давай говорить серьезно. Это замечательно, что тебе удалось спасти сына полковника...
— Сына! — воскликнул Жак Эллок. — А! Сына! Так вот, Жермен, может быть, Жану лучше было бы погибнуть, если ему не суждено отыскать своего отца.
— Я не понимаю, Жак...
— Потому что есть вещи, которых ты и не можешь понимать.
— Спасибо!
Жермен Патерн не мог себе объяснить, откуда эта все возрастающая привязанность Жака к юному де Кермору, однако решил больше не задавать ему вопросов.
На следующий день, когда Жан вместе с сержантом Марсьялем пришел к господину Мирабалю, тот сам собирался идти к нему в сопровождении Жака Эллока. Расспросив жителей Сан-Фернандо, он узнал, что действительно лет одиннадцать назад какой-то иностранец посетил их городок. Был ли он французом? Никто не мог этого сказать, и, похоже, у него были основания хранить строжайшее инкогнито.
Жан увидел в этих туманных сведениях проблеск надежды. Можно верить или не верить предчувствиям, но он решил, что этот иностранец был его отец.
— А скажите, господин Мирабаль, — обратился он к старику, — известно, куда он направился, покинув Сан-Фернандо?
— Да, дитя мое. Он направился в верховья Ориноко.
— И с тех пор не было о нем никаких известий?
— Никто не знает, что с ним стало.
— Может быть, удастся что-нибудь узнать, если начать поиски в этой части реки...
— Это была бы очень опасная экспедиция, — заметил господин Мирабаль, — а шансы на успех ничтожны.
Сержант Марсьяль жестом выразил согласие с опасениями господина Мирабаля.
Жан молчал, но в его глазах сверкала решимость, и было ясно, что он готов продолжить путешествие, как бы опасно оно ни было, что он не откажется от своих намерений и пойдет до конца. Господин Мирабаль понял это, когда Жан сказал ему:
— Я благодарю вас, господин Мирабаль. И вас, господин Эллок, за то, что вы сделали... Теперь я знаю, что какого-то иностранца видели здесь в то время, когда мой отец тоже был тут. И как раз в то время, когда он отправил письмо из Сан-Фернандо.
— Да, конечно, но можно ли заключать отсюда, что это был полковник де Кермор? — возразил старик.
— А почему бы и нет! — воскликнул Жак Эллок. — Разве нет оснований предполагать, что это был он?
— Да, и поскольку этот иностранец направился в верховья Ориноко, — сказал Жан, — я тоже поеду туда.
— Жан... Жан! — воскликнул сержант Марсьяль, бросаясь к юноше.
— Я поеду! — повторил Жан, и в его голосе звучала непоколебимая решимость. Затем, повернувшись к старику, он спросил: — Есть в верховьях Ориноко какие-нибудь селения или деревни, где можно было бы получить информацию, господин Мирабаль?
— Да, конечно, и довольно много. Гуачапана... Эсмеральда... и другие. Однако я думаю, что если и можно обнаружить следы вашего отца, дитя мое, то нужно отправиться в миссию Санта-Хуана. Она расположена несколько в стороне от истоков Ориноко.
— Мы уже слышали об этой миссии, — сказал Жак Эллок. — Она создана недавно?
— Несколько лет назад, — ответил господин Мирабаль, — и дела там идут весьма успешно.
— Это испанская миссия?
— Да, ею руководит испанский миссионер... Отец Эсперанте.
— Как только приготовления к отъезду будут окончены, — заявил Жан, — мы отправимся в миссию Санта-Хуана.
— Я должен предупредить вас, мое дорогое дитя, — сказал старик, — что в верховьях Ориноко вас подстерегает множество опасностей, тяготы пути, лишения, риск попасть в руки бандам индейцев, этих свирепых кива, которыми сейчас заправляет беглый каторжник из Кайенны.
— Мой отец подвергался тем же опасностям, — ответил Жан, — и меня они не остановят, я сделаю все, чтобы найти моего отца.
На этом беседа завершилась. Господин Мирабаль понял, что Жана действительно ничто не остановит и он пойдет до конца.
В полном отчаянии сержант Марсьяль последовал за Жаном. Остаток дня они оба провели на «Гальинете».
Когда Жак Эллок остался наедине с господином Мирабалем, тот снова заговорил о том, какие опасности грозят юному де Кермору в подобном путешествии да еще с таким проводником, как этот старый солдат.
— Если вы имеете на него хоть какое-нибудь влияние, отговорите его, не дайте ему отправиться в это опасное путешествие.
— Его ничто не остановит, — ответил Жак, — я его знаю... ничто.
Жак Эллок вернулся на борт «Мориче» еще более озабоченный, чем обычно, и даже ничего не ответил другу, когда тот обратился к нему.
Сидя на корме, Жак наблюдал, как Вальдес и двое матросов готовят «Гальинету» к долгому плаванию. Пирогу нужно было полностью разгрузить, чтобы осмотреть днище, провести ремонт корпуса и устранить повреждения, причиненные лодке последним ураганом.
Жак Эллок смотрел также на Жана, следившего за работой матросов. Возможно, юноша ждал, что Жак заговорит с ним об опасностях этого плавания, попытается отговорить его.
Но Жак молчал... Он сидел неподвижно, охваченный, казалось, одной всепожирающей мыслью.
Наступил вечер.
Около восьми часов Жан отправился в гостиницу, чтобы немного отдохнуть.
— Добрый вечер, месье Эллок, — сказал он.
— Добрый вечер, Жан, — ответил Жак и встал, словно собираясь последовать за юношей.