По натуре Сесилия была застенчивой, и хотя ей недоставало холодной сдержанности, в избытке имевшейся у ее брата, излишней откровенностью она тоже не отличалась. Но уже через несколько минут она вдруг обнаружила, что изливает кузине душу, рассказывая о своих многочисленных горестях. Софи слушала ее с интересом и сочувствием, но постоянное упоминание имени мистера Ривенхолла, похоже, изрядно озадачило ее, и в конце концов она не выдержала:
– Прошу прощения, но разве этот Чарльз тебе не брат?
– Мой старший брат, – согласно кивнула Сесилия.
– Так и я думала. Но почему его мнение столь важно для тебя?
Сесилия вздохнула:
– Софи, скоро ты сама поймешь, что в этом доме ничего не делается без разрешения Чарльза. Это он отдает распоряжения, все организует и всем заправляет!
– Нет, давай-ка расставим точки над «i»! – настаивала Софи. – Ведь мой дядя еще не умер, так? Я уверена в этом, поскольку сэр Гораций не упоминал ни о чем подобном!
– О нет! Но папа… мне не следует говорить о нем дурно, к тому же я и сама толком ничего не знаю… но мне кажется, что бедный папа оказался в затруднительном положении. Собственно, я в этом уверена, потому что однажды застала маму в полном отчаянии. Она мне кое-что рассказала, так как очень расстроилась и не сознавала, что делает. В общем, она никогда и слова плохого о папе не говорила никому из нас – за исключением, пожалуй, Чарльза и, наверное, Марии, поскольку та теперь замужем. Однако потом умер мой двоюродный дедушка Мэттью, который оставил все свое состояние Чарльзу; я не совсем понимаю, что и как там вышло, но, по-моему, Чарльз что-то сделал с закладными. Как бы то ни было, бедный папа оказался полностью в его власти. И еще я уверена, что именно Чарльз платит за обучение Хьюберта и Теодора и к тому же погашает прежние долги – так мне сказала мама.
– Боже мой, как неловко, должно быть, в такой ситуации чувствует себя твой папа! – заметила Софи. – А кузен Чарльз представляется мне крайне неприятной личностью!
– Он просто невозможен! – подхватила Сесилия. – Иногда я думаю, что ему нравится заставлять всех вокруг страдать и мучиться, потому что ему жалко подарить нам даже капельку удовольствия; он думает только о том, как бы поскорее выдать нас за респектабельных и состоятельных мужчин, которые уже далеко не молоды, и строги, и серьезны, и вообще ни на что не способны, кроме как подцепить свинку!
Поскольку Софи была слишком умна, чтобы полагать, будто эта проникновенная и исполненная горечи речь является просто обобщением, она тут же потребовала от Сесилии рассказать ей подробнее о респектабельном мужчине, подцепившем свинку, и после недолгого колебания и многочисленных оговорок Сесилия поведала кузине не только о том, что к ней посватался лорд Чарлбери (хотя объявления о помолвке еще не было), но и описала ей досточтимого Огастеса Фэнхоупа так, что это могло бы показаться бредом сумасшедшего любому, кто не имел счастья быть лично знакомым с этим симпатичным молодым человеком. Но Софи уже встречалась с мистером Фэнхоупом, поэтому вместо того, чтобы уложить Сесилию в постель и дать ей успокоительного, она спокойно заметила:
– Да, это правда. Я никогда не видела лорда Байрона, но мне говорили, что он не идет ни в какое сравнение с мистером Фэнхоупом. Это самый привлекательный молодой человек из всех, кого я знаю.
– Ты знаешь Огастеса! – выдохнула Сесилия, прижимая обе руки к своей бурно вздымающейся груди.
– Я имею в виду, что знакома с ним. Кажется, в прошлом году мы танцевали пару раз на балах в Брюсселе. Он, случайно, не состоял на службе у сэра Чарльза Стюарта?
– Он был одним из его секретарей, но Огастес – поэт и, разумеется, не имеет склонности к предпринимательству или иному роду деятельности, что как раз больше всего и возмущает Чарльза! Ох, Софи, когда мы встретились, – это случилось в «Олмаксе»[20], и на мне было платье из нежно-голубого атласа, расшитое шелковыми бутонами роз и серебряной пряжей! – то стоило нам увидеть друг друга… Он уверил меня, что и с ним было то же самое! Разве могла я предположить, что столкнусь со столь яростным сопротивлением? Это же Фэнхоуп! По-моему, они поселились здесь сразу же после завоевания Англии норманнами, если не раньше! Если уж меня не интересуют такие вещи, как состояния и титулы, то какое дело до этого Чарльзу?
20
Самый элитный лондонский клуб, основанный в 1765 году. Отличался от других клубов тем, что балы разрешалось посещать женщинам. Более того, именно из женщин состоял клубный совет, и дамы-патронессы «Олмакса» были истинными законодательницами английской моды. –