– Мисс Рекстон. Чарльз с ней помолвлен, и несколько минут назад мама предупредила меня, что сегодня вечером Евгения ужинает с нами. В суматохе, связанной с твоим приездом, мы об этом совсем забыли. Пожалуй, она уже торчит в гостиной, поскольку славится исключительной пунктуальностью. Ты готова? Можем идти вниз?
– Если только моя дорогая Джейн немножко поторопится! – сказала Софи, протягивая горничной другую руку и лукаво глядя в нахмуренное лицо мисс Сторридж.
Горничная криво улыбнулась, но ничего не сказала. Ловко застегнув крошечные пуговички, она набросила на плечи хозяйки шитый золотом шарф и выразила свое одобрение едва заметным кивком. Софи наклонилась и поцеловала ее в щеку, сказав при этом:
– Большое спасибо! А теперь ложись в постель и даже не мечтай о том, что я позволю тебе раздеть меня, потому что этого не будет! Спокойной ночи, дорогая Джейн!
Сесилия, пораженная до глубины души, спросила, когда они спускались по лестнице:
– Полагаю, она давно живет с тобой? Боюсь, мама будет неприятно поражена, если увидит, как ты целуешь служанку!
Софи недоуменно приподняла брови:
– В самом деле? Джейн была горничной моей матери, а после ее смерти стала нянчить меня. Надеюсь, мне удастся не совершать ничего такого, что неприятно поразит мою тетю.
– О! Разумеется, она отнесется с пониманием, учитывая обстоятельства! – поспешно заверила ее Сесилия. – Просто это выглядит очень странно, знаешь ли!
Упрямые огоньки, вспыхнувшие в ясных глазах кузины, говорили о том, что ей не понравилась критика ее поведения, но поскольку они уже подходили к двери гостиной, то она сочла за лучшее промолчать и позволила проводить себя в комнату.
Вокруг камина сидели леди Омберсли, два ее старших сына и мисс Рекстон. Все они обернулись на звук открываемой двери, и двое джентльменов встали; Хьюберт посмотрел на Софи с нескрываемым восхищением, а Чарльз окинул гостью весьма критическим взором.
– Входи же, дорогая Софи! – доброжелательно приветствовала племянницу леди Омберсли. – Видишь, я уже надела вместо шали твою прекрасную мантилью! Какое изумительное кружево! Оно привело мисс Рекстон в восхищение. Позволь представить тебе мисс Стэнтон-Лейси, моя дорогая Евгения. Сесилия уже должна была сообщить тебе, Софи, что вскоре, к нашей общей радости, мисс Рекстон станет членом нашей семьи.
– Да, разумеется! – с улыбкой ответила Софи и протянула руку. – Желаю вам счастья, мисс Рекстон, как и моему кузену. – Коротко пожав вялую ладонь мисс Рекстон, она повернулась к Чарльзу и протянула ему руку. – Здравствуйте!
Он ответил ей рукопожатием и обнаружил, что она разглядывает его не менее критически, чем он ее. Это одновременно и удивило, и позабавило его, отчего он улыбнулся.
– Как поживаете? Не стану уверять, будто прекрасно вас помню, кузина, поскольку уверен: у нас обоих сохранились друг о друге весьма смутные воспоминания!
Она рассмеялась:
– Истинная правда! Даже тетя Элизабет не узнала меня! Кузен – Хьюберт, верно? – расскажите мне, будьте любезны, о Саламанке и Джоне Поттоне! Оба устроены благополучно?
Она шагнула в сторону, чтобы поговорить с Хьюбертом, и леди Омберсли, с тревогой наблюдавшая за старшим сыном, с облегчением отметила, что он смотрит на Софи вполне дружелюбно и даже одобрительно. На его губах играла легкая улыбка, и он продолжал наблюдать за Софи до тех пор, пока его внимание не отвлекла невеста.
Досточтимая Евгения Рекстон была стройной молодой женщиной, чуть выше среднего роста, которая привыкла к тому, что ее называют высокой и элегантной. У нее были благородные черты лица, и в целом она производила впечатление симпатичной особы, разве что чуточку бесцветной. Одета она была приличествующим случаю образом, хотя и очень скромно: в платье сизого крепа, строгий цвет которого недвусмысленно свидетельствовал о том, что она носит траур. Волосы ее, уложенные в высокую прическу, отличал цвет, средний между каштановым и золотистым. Руки и ноги у нее были узкими, а грудь – довольно худой, хотя и редко выставляемой на обозрение, поскольку ее матушка решительно возражала против корсажей с низким вырезом (как, например, тот, что украшал платье мисс Стэнтон-Лейси). Она была дочерью графа и, хотя старалась не гордиться этим публично, прекрасно сознавала свое высокое происхождение. У нее были изящные манеры, и она искренне стремилась к тому, чтобы в ее обществе люди чувствовали себя легко и непринужденно. Евгения вознамерилась проявить особенную снисходительность по отношению к Софи, но когда встала пожать ей руку, то обнаружила, что смотрит ей в лицо снизу вверх, а в таком положении трудно проявлять снисхождение. На мгновение она даже рассердилась, но тут же взяла себя в руки и со спокойной улыбкой негромко обратилась к Чарльзу: