– Очень мило с твоей стороны, – сказал я. – Значит, этот Мандерс, радист с «Флориды», твой друг? Это он работал с тобой по делу Панцетти? Но так или иначе, детка, этот друг уже пошел рыбам на корм.
– Что ты хочешь этим сказать? – Она забеспокоилась.
– Да ничего, – ответил я. – Дело в том, что твоего вшивого Мандерса я как котенка утопил в Саутгемптоне и на всякий случай положил ему в карманы пару кирпичей. Как тебе это нравится, сестричка?
Она покраснела, как помидор.
– Если бы я думала, что ты говоришь правду, я бы перегрызла тебе глотку, грязный коп… Но я тебе не верю… Ты врешь…
– Эх ты, шпионка паршивая, да твой Мандерс дохлый, как прошлогодний снег, и его давно уже едят местные рыбы. Ты практически стала вдовой, потому что лишилась любовника. Надеюсь, что следующим твоим любовником будет гремучий змей, да и то мне очень жаль его. Так что ты теперь свободна, Карлетта, беги и пользуйся этим шансом. Можешь улыбаться, но не забудь, что по этому делу со мной работают и другие ребята. Что ты знаешь об английских копах? Отсюда тебе не улизнуть, детка. Они схватят тебя раньше, чем ты думаешь.
– Ерунда, – сказала она. – Прежде всего, Херрик не знает, что ты прибыл. Ты просто исчезнешь, и никто не узнает, куда делся мудрый Лемми Кошен.
– Может, да, а может, нет, – огрызнулся я. – Просто когда я шел сюда, я не думал, что ты дешевая потаскуха, Карлетта Франчини. Мне не повезло. Я не знал, что в твоей спальне прячется парень.
Она засмеялась.
– Ты прав, вшивый коп. Он был здесь, когда я открыла тебе дверь, и он слышал твой треп, и я рада.
– Я полагаю, он ушел пить с другой сукой.
– Не беспокойся, коп, он вернется, а когда вернется, мы отлично потрудимся над тобой. Ты покинешь этот дом в корзине, в какой возят белье в прачечную, и никто больше не увидит и не услышит тебя.
Я ничего не сказал, потому что эти люди могут сделать что угодно. Я прислонился головой к стене и закрыл глаза, как будто мне вдруг стало плохо. Потом я издал стон и упал на пол с натуральным стуком.
Я лежал с закрытыми глазами, но левый-то глаз был приоткрыт настолько, что я мог наблюдать за Карлет-той. С минуту она стояла и смотрела на меня, а потом сделала то, на что я и рассчитывал. Она подошла к буфету и вернулась с большим стеклянным кувшином воды. Пистолет она держала в правой руке. Подойдя ко мне, она стала лить воду прямо мне в лицо.
– Очнись, неженка, – сказала она. – Если ты плюхнулся в обморок от моего удара, то что же будет, когда вернется Вилли и поработает над тобой?
Я медленно открыл глаза, потом застонал и сделал вид, будто хочу сесть, но у меня не выходит. Потерянно потряс головой и снова застонал.
Она обзывала меня самыми грубыми и грязными словами и вылила остальную воду мне на голову. Я быстро сел и ударил ногой по кувшину. Кувшин выскочил из ее руки. Она с испугу выстрелила. Пуля попала в пол между моими ногами. Следующего выстрела не было. Удар в живот заставил ее выронить пистолет и грохнуться на пол.
Я не стал терять время. Схватил пистолет и вышел в холл, чтобы как следует запереть дверь. Хватит с меня того, что Вилли уже один раз застал меня врасплох.
Когда я вернулся в гостиную, Карлетта издавала громкие стоны. Я поднял ее и перетащил на диван. Потом прошел в спальню, разорвал халат на веревки и связал ее так, что она стала похожа на упакованного цыпленка.
Потом я принес из ванной воды и дал ей напиться. К этому времени она пришла в себя и смотрела на меня, как на собрании Общества братьев сатаны, где решался вопрос о том, как лучше варить живого человека.
– Это доказательство того, милая, – сказал я, – что все на свете надо делать хорошо и никогда не надо терять надежду.
Она выдавила из себя улыбку.
– Спокойно, Кошен. Возможно, ты думаешь, что поступил хорошо. Но твоя надежда не оправдается. У меня здесь достаточно друзей, которые позаботятся о тебе.
– Хорошо, милая, – сказал я ей. – Но кроме ненависти, у тебя ничего нет. Прости, что мне пришлось плохо обращаться с тобой!
Я вышел из гостиной и прошелся по квартире. В кухне я нашел большой погреб, набитый углем и коксом. Он как раз подойдет для Карлетты. Я вернулся в гостиную, подхватил ее на руки и отнес на кухню. Там я сунул ее в погреб.
– Ты можешь орать тут сколько угодно, детка, – сказал я, – и никто тебя не услышит. Если проголодаешься, кусок кокса не повредит тебе.
Я не скажу вам то, что она мне выдала, потому что даже если вы и поймете, то ни за что не поверите, что такой хорошенький женский ротик, как у Карлетты, мог выдать такие слова.
Я закрыл погреб в тот момент, когда она говорила мне, что случится с моими внуками. Я запер погреб и сунул ключ в карман. Потом вернулся в гостиную. Налил полстакана виски, выпил и задумался.