Люси продемонстрировала свое дружелюбие, рассмеявшись.
- Кажется, мне придется кое-что узнать о Северном полюсе, если мы и дальше поедем в эту сторону!
Тут Джорджа начала мучить совесть.
- Ладно, повернем и поедем на юг, пока вы не согреетесь. Думаю, мы слишком долго ехали против ветра. Мне действительно жаль!
Она подумала, что он так мило произнес: "Мне действительно жаль!" - и был при этом таким красивым. Наверное, и впрямь на небесах больше рады одному раскаявшемуся грешнику, чем всем святым вместе взятым, а неожиданная любезность высокомерных людей действует сильнее, чем постоянная вежливость людей милых. Высокомерие, обернувшееся добротой, заставляет сердце таять, и Люси приветливо кивнула спутнику в знак благодарности. Неожиданный блеск ее глаз заворожил Джорджа, и он растерялся.
Развернувшись, он пустил коня шагом, и перезвон колокольчиков стал менее ровным. Блекло мерцая сквозь беловатый пар, исходящий от крупа и боков животного, бубенцы были похожи на настоящие колокола, но крошечные, и только их позвякивание нарушало всепоглощающую тишь зимней равнины. Белая дорога бежала между одинокими штакетниками, за которыми простирались заиндевевшие крестьянские дворы с их оставленными валяться снаружи и ржаветь боронами, почти утонувшими в снегу, или полуразвалившимися телегами, чьи колеса, казалось, навсегда вмерзли в толстый слой льда в глубоких колеях. Куры с недовольным видом скребли железную от мороза землю; выпущенный без присмотра мохнатый жеребенок вздрогнул от испуга, заслышав тихий звон бубенцов, а потом посмотрел в сторону саней, свирепо выпуская из ноздрей клубы пара. Снег прекратился, и далеко впереди в сером облаке, распростертом по земле, возник город.
Люси посмотрела на сгущающиеся тени вдали.
- Отсюда видно, что над городом почти нет дыма, - сказала она. - Это потому, что он только начал расти. Когда он станет больше, он, словно стесняясь себя, полностью закутается в облако и спрячется от глаз. Папа говорит, что когда он жил здесь, город был красивее: когда он рассказывает о здешних местах, у него даже голос меняется - глаз теплеет, появляются особые интонации. Должно быть, ему очень здесь нравилось. Всё тут было милее, народ приветливее. По его рассказам можно подумать, что жизнь здесь напоминала длинную летнюю серенаду. Он клянется, что всегда светило солнце, что воздух тут был совсем иной, не как в других местах, и даже помнит, что всё вокруг было подернуто золотистой пыльцой. Но это вряд ли! По-моему, ему и сейчас дышится здесь не хуже, пусть даже вместо пыльцы в воздухе сажа, но тогда он был на двадцать лет моложе. И та золотистая пыльца из его воспоминаний - его молодость. Думаю, что это просто молодость. Ведь быть молодым так здорово, разве нет? - Она рассеянно засмеялась и вновь погрустнела. - Интересно, правда ли всё было так хорошо, как нам кажется, когда мы вспоминаем о чем-то! Я так не считаю. В любом случае, если говорить обо мне, мне всё время чего-то не хватает из-за того, что я мало думаю о происходящем в данный момент; я всегда жду будущего - все мои мысли о том, что случится, когда я стану старше.
- А вы смешная, - нежно сказал Джордж. - У вас такой красивый голос, когда вы думаете и говорите об этом!
Тут лошадь встряхнулась, нервным перезвоном колокольцев заставив обратить на себя внимание. Джордж натянул поводья и пустил ее побыстрее. Вскоре они проехали мимо Прекрасного Дома Люси, и Джорджу стукнуло в голову отпустить еще одно замечание:
- Вы смешная. И много знаете - но в архитектуре не разбираетесь вовсе!
Навстречу им по белой дороге двигался странный черный силуэт. Двигался он медленно, почти незаметно, по крайней мере издали; но как только сани сократили расстояние, стало ясно, что это безлошадный экипаж мистера Моргана с четырьмя пассажирами: впереди сидели сам мистер Морган и мама Джорджа, сзади расположились мисс Фанни Минафер и достопочтенный Джордж Эмберсон. Все четверо были в преотличном настроении, как смельчаки на пороге нового приключения; Изабель лихо помахала платком промчавшимся рядом саням.
- Святый боже! - выдохнул Джордж.
- Ваша мама душка, - сказала Люси. - Всегда одета с таким вкусом! Похожа на русскую княгиню, хотя вряд ли они так же красивы.
Джордж промолчал, глядя на дорогу и проехав по Эмберсон-эдишн до каменной колоннады, ведущей на Нэшнл-авеню. Тут он развернулся.
- Поехали обратно. Глянем еще раз на эту швейную машинку, - сказал он. - Такой дурацкой, безумнейшей...
Он не стал договаривать, и вскоре они вновь заметили швейную машинку впереди себя. Джордж дерзко загоготал.
Но увы! они тут же увидели, что трое пассажиров стоят на дороге, а ноги водителя, лежащего на спине, торчат из снега под безлошадным экипажем, которому всё же не хватило коня.
Джордж разразился громовым хохотом и, пустив рысака во весь опор, так что снег летел из-под полозьев и копыт, проехал почти вплотную к сломавшейся машине, завопив: "Купи коня! Купи коня! Купи коня!"
Через триста ярдов он вновь развернулся и рысью помчал обратно, свесившись с саней, размахивая руками: "Купи коня! Купи коня! Ку..."
Рысак поскакал галопом, и Люси предостерегающе закричала:
- Смотри, куда едешь! Там канава! Смотри...
Но было слишком поздно. Правый полоз попал в яму и с треском отломился, сани перевернулись, конь протащил их еще ярдов пятнадцать и оставил лежать в сугробе. Потом сильный молодой рысак, окончательно освободившийся от беспокоящей его ноши, веселым галопом умчался прочь.
Глава 8
Немного придя в себя, Джордж почувствовал, что его нос свернут вбок колючей от снежинок и холодной как лед щекой мисс Люси Морган, правая рука лежит на ее горле, а во рту чудовищный комок меха из ее боа вперемешку с не менее невероятным количеством снега. Он был смущен, но возражать против такой близости не хотелось. Она явно не поранилась, потому что села - без шапки, с рассыпавшейся прической - и тихо произнесла:
- Боже мой!
Несмотря на то, что когда они проносились мимо, ее отец возлежал под машиной, именно он примчался первым. Он бросился на колени рядом с дочерью, но, увидев, что она смеется, расслабился.
- Они в порядке, - крикнул он Изабель, спешащей к ним и обогнавшей брата и Фанни Минафер. - Сугроб мягкий, как пуховая перина, с ними всё нормально. Не стоит так бледнеть!
- Джорджи! - задыхаясь, звала она. - Джорджи!
Джорджи, весь облепленный снегом, уже был на ногах.
- Мам, не суетись! Всё нормально. Эта дурацкая лошадь, черт ее побери...
Вдруг глаза Изабель наполнились слезами.
- Я видела, как вы перевернулись... тащило по снегу... ой... - Трясущимися руками она принялась стряхивать с него снег.
- Перестань, - сопротивлялся он. - Перчатки погубишь. Весь снег на тебя летит, а...
- Нет, нет! - воскликнула она. - Ты простудишься, тебе нельзя простужаться! - И продолжила его чистить.
Эмберсон разыскал шапочку Люси, мисс Фанни, как заправская горничная, помогла ей привести себя в порядок, и обе жертвы аварии вскоре приобрели свой обычный вид и костюм. Подбадриваемые шутками двух джентльменов постарше, все, с единственным исключением, решили, что происшествие скорее забавное, и начали хохотать. Но Джордж был мрачней быстро надвигающихся декабрьских сумерек.
- Проклятый жеребец! - сказал он.
- Я бы не беспокоился о Пенденнисе, Джорджи, - сказал дядя. - Завтра мы пошлем конюха за остатками саней, а Пенденнис сам прискачет в стойло и сделает это раньше нас, потому что теперь наш путь домой зависит исключительно от сломавшейся тарахтелки Джина Моргана.
Они как раз подходили к машине, и Юджин, уже лежащий под днищем, услышал слова друга.
- Она вытянет, - сказал он, с улыбкой поднимаясь.
- Да?
- Все на борт! - И предложил руку Изабель. Она, всё еще бледная, пыталась улыбаться, но в глазах - она по-прежнему не могла оторвать их от сына - застыло тревожное беспокойство. Мисс Фанни уже забралась на заднее сиденье; Джордж, усадив Люси Морган рядом с тетей, тоже залез туда. Изабель заметила, что на нем легкие лакированные туфли, на которые налип снег. Когда он поставил ногу на железную подножку машины, Изабель бросилась к нему и начала счищать снег своим невесомым кружевным платочком.