- Ты закончил? - спросил Джордж.
- Кажется, да, - грустно согласился дядя.
- Ладно, ну а что бы ты сделал на моем месте?
- Не знаю, Джорджи. В твоем возрасте я во многом походил на тебя, особенно если говорить про порывистость, поэтому не скажу. Юности не стоит доверять, пока дело не касается самоутверждения, драк и любви.
- Вот как! - фыркнул Джордж. - Могу ли поинтересоваться, что, по-твоему, я должен был делать?
- Ничего.
- Ничего? - повторил племянник и усмехнулся: - То есть ты считаешь, что я должен был позволить трепать доброе имя моей мамы...
- Доброе имя твоей мамы! - нетерпеливо прервал Эмберсон. - Злые языки не знают добрых имен. Глупые кумушки тоже. Ладно, ты услышал мамино имя на чьем-то глупом языке, и всё, что сделал, - отправился к первой городской сплетнице: конечно, теперь она настроена против твоей же мамы, тогда как до этого была просто болтушкой. Сам не понимаешь, о чем завтра будут говорить по всему городу? Завтра! Хотя что это я, у нее же дома телефон, а подружки спать пока не ложились! Даже те, кто сплетен не слышал, теперь услышат, да еще и с завитушками. И она всех, кому разболтала что-то о бедняжке Изабель, предупредит, что ты вышел на тропу войны, в результате они будут настороже, к тому же обозлятся. Сплетня поползет, обрастет деталями и...
Джордж расцепил руки и ударил правым кулаком по левой ладони.
- Ты думаешь, я такое потерплю? - он сорвался на крик. - Что я, по-твоему, сделаю?
- Ничего полезного.
- А, так вот что ты думаешь!
- Тут ничего нельзя поделать, - сказал Эмберсон. - Ничего не поможет. Чем больше ты дергаешься, тем печальнее исход.
- Вот увидишь! Я положу этому конец, даже если мне придется ворваться в каждый дом на Нэшнл-авеню и Эмберсон-бульваре!
Дядя грустно засмеялся, но промолчал.
- Ну а ты что предлагаешь? - настаивал Джордж. - Будем так и сидеть здесь...
- Да.
- ...и позволим всему этому сброду трепать доброе имя мамы? Ты это предлагаешь?
- Это всё, что я могу сделать, - ответил Эмберсон. - Это всё, что все мы можем сделать сейчас: просто сидеть и надеяться, что всё со временем утихнет, несмотря на то что ты взбеленил эту жуткую старуху.
Джордж перевел дыхание и шагнул вперед, встав вплотную к дяде.
- Разве ты не понял, я сказал, люди болтают, что мама собирается замуж за этого человека?
- Я всё понял.
- Вот ты говоришь, что я всё только испортил, - продолжил Джордж. - А что если... а что если им и впрямь взбредет в голову пожениться? Думаешь, люди поверят, что они ошибались, сплетничая о... ну ты и сам в курсе.
- Нет, - рассудительно сказал Эмберсон, - вряд ли люди поменяют свое мнение. Злые языки станут еще злее, а глупые трещотки затрещат еще глупее, как пить дать. Но сплетни ни за что не ранят Изабель и Юджина, если они про них не узнают, да даже узнай они об этих слухах, всё равно остается выбор: они могут начать отрицать клевету или продолжат жить тихо и счастливо. Если они решили пожениться...
Джордж почти ошалел от такого предположения:
- Господи! И ты говоришь об этом так спокойно!
Эмберсон с удивлением посмотрел на него.
- Почему бы им не пожениться, если есть такое желание? - спросил он. - Это их личное дело.
- Почему бы нет? - отозвался Джордж. - Почему бы нет?!
- Да. Почему бы нет? Не вижу ничего ужасного в том, что два свободных взрослых человека, думающих друг о друге, соединяют свои жизни. Что не так с этим браком?
- Это будет чудовищно! - закричал Джордж. - Чудовищно просто предполагать такую жуть, а уж если это правда... как ты можешь просто сидеть тут и спокойно говорить об этом! О своей собственной сестре! О господи! А... - Он разразился чередой неразборчивых звуков, резко отвернулся от Эмберсона и направился к двери, бешено жестикулируя.
- Бога ради, вот только театра не надо! - сказал дядя, но заметил намерение Джорджа уйти: - Давай обратно! Ты ни в коем случае не должен говорить об этом с мамой!
- И не собирался, - буркнул Джордж, выскакивая из комнаты в огромный темный коридор. Он прошел мимо комнаты деда к лестнице, скользнув взглядом по белобородому Майору, в свете лампы склонившемуся над гроссбухом на конторке. Он не повернулся на шаги внука, тоже не придавшего значения согбенной старческой фигуре, лихорадочно работающей над длинными столбцами вычислений, не ведущими ни к чему хорошему, не то что раньше. Джордж влетел к себе в особняк и схватил пальто и шляпу, не заглянув ни к маме, ни к тете Фанни. Предупредив прислугу, что ужинать не будет, он поспешил прочь из дома.
Около часа он слонялся по темным улицам Эмберсон-эдишн, затем направился в центр города и зашел в ресторан выпить кофе. После этого до десяти вечера пробродил по ярко освещенным проспектам и бульварам и наконец вновь свернул на север, к родному району. Надвинув шляпу на глаза и подняв воротник пальто, он опять исходил такие знакомые улицы вдоль и поперек. Он вышагивал столь энергично, что заболели ноги и со временем пришлось поворачивать к дому, но прошел он не к себе, а уселся на огромной каменной веранде особняка Майора: смутная тень в хладной пустыни. Огни в окнах погасли, а после полуночи даже дожидающаяся его мать потушила свет.
Он просидел еще полчаса, а затем пересек дворы новостроек и беззвучно отпер переднюю дверь своего дома. В прихожей и коридоре горел свет, впрочем, в его спальне тоже. Он быстро и тихо закрыл за собой дверь, но не успел вынуть ключа из скважины, как в коридоре раздались легкие шаги.
- Джорджи, милый?
Прежде чем ответить, он отошел к окну:
- Да?
- Хотелось бы знать, где ты всё это время пробыл, милый.
- Зачем тебе?
Последовало молчание, потом Изабель робко сказала:
- Что бы ты ни делал, надеюсь, тебе было хорошо.
- Спасибо, - чуть помедлив, бесцветно ответил он.
Прошла еще минута, прежде чем Изабель заговорила:
- Кажется, ты не в настроении поцеловаться на сон грядущий? - Она усмехнулась и добавила: - Это естественно в твоем возрасте!
- Я уже ложусь, - сказал он. - Доброй ночи!
Повисла еще более долгая пауза, и наконец прозвучал такой же безэмоциональный ответ:
- Доброй ночи!
Тревожные мысли не покидали Джорджа и в постели: перед глазами проносились бессвязные куски событий этого ужасного дня, и самым ярким было воспоминание о том, как дядя опустился в большое кресло с болтающимся в кулаке галстуком, и эта картина убедила Джорджа, что его дядя Джордж Эмберсон безнадежный мечтатель и от него нельзя ожидать поддержки, ведь он этакий милый дурачок, которому не хватает естественных порывов, и в борьбе решительного мужчины за честь семьи он станет просто путаться под ногами.
Затем Джордж отчетливо увидел искаженное яростью круглое лицо миссис Джонсон, как солнце над горным плато, маячащее над огромной грудью, услышал надтреснутый, астматический голос... "делала это из благих побуждений и не разделяла мнения людей, дурно говорящих обо всем этом, обращая внимание на несчастные совпадения и"... "Узнаете, как только выйдете на улицу. Пожалуйста, покиньте мой дом!"... Джордж вновь и вновь вскакивал с кровати и босыми ногами шлепал по комнате.
За этим занятием измученного юношу застал рассвет, мрачно заглянувший в окно. Джордж мерил шагами спальню и, вцепившись себе в волосы, бормотал:
- Этого не может быть, только не со мной!
Глава 24
Как всегда, завтрак ему подали прямо в спальню, но он не совершил своего обычного здорового налета на изящный поднос: еда осталось нетронутой, он выпил лишь кофе - четыре чашки, полностью опустошив сияющий сталью перколятор. Пока пил, слышал, как маму позвали к телефону, стоящему в коридоре недалеко от его двери. "Да? - ответила она. - Ах, это ты! Конечно, стоит!.. Конечно... Жду тебя около трех... Да. Увидимся". Через несколько минут ее голос уже звучал под окнами. Выглянув, Джордж обнаружил, что она командует садовником, показывая, какие цветы с клумбы следует перенести на зиму в теплицу Майора. Изабель выглядела оживленной, а когда засобиралась в дом, весело засмеялась какой-то шутке, отпущенной садовником, и эта беспечная веселость больно ранила Джорджа.