В дверь снова постучали, и в комнату вошла молодая китаянка. Я узнала в ней служанку с лицом в форме сердца – ту самую, что ночью указала мне дорогу к бальному залу. Одета китаянка была в скромную юбку и блузку, а ее голову украшал идеальный шиньон из блестящих черных волос, который лишь подчеркивал широту ее лица в области висков и изящество подбородка. Брови у служанки были прямые, глаза темные. А ее губы выгнулись в легкой, но дружелюбной улыбке, когда она поставила на туалетный столик принесенный поднос:
– Доброе утро, мисс. Меня зовут Шин. Я пришла помочь вам одеться.
Говорила китаянка с акцентом, но ее английский был совершенным. Кузина не предупредила меня о служанке, и я понятия не имела, как себя с ней вести и как к ней обращаться.
– О! Голди ничего мне не сказала. Я не ожидала…
– У вас, безусловно, должна быть служанка, – произнесла твердым тоном Шин.
Тотчас же почувствовав себя глупо, я выдавила только односложное «Да» и положила свой альбом рядом с подносом, на котором находились дымившийся паром кофейник, горка смазанных маслом тостов и крохотное блюдечко с абрикосовым джемом.
– Приятно познакомиться с тобой, Шин. И спасибо тебе за то, что принесла мне завтрак. Но помогать одеваться мне не нужно.
Я думала, что китаянка удалится. Однако она, не проронив ни слова, осталась стоять, словно ожидала от меня каких-либо распоряжений. А я не только не имела представления, как их отдавать, но даже не знала, какими они могли быть. Наконец Шин спросила:
– Вы уже распаковали вещи, мисс?
– Вещи? Ах, нет! Не успела… У меня не было на это времени, – забормотала я.
А Шин уже в ногах кровати открывала мой чемодан. Она вытащила из него полинявшую блузку цвета ржавчины, коричневую юбку и мое нижнее белье. Никаких модных комбинаций в чемодане не было, только поношенные панталоны и сорочка. Одежда служанки была лучшего качества, чем любой предмет моего гардероба, и я могла лишь догадываться, что подумала Шин о моих простеньких нижних юбках безо всякого рисунка и кружев, о розовом корсете, ставшим бежевым от многочисленных стирок, и штопаных-перештопаных носках. Я чуть со стыда не сгорела.
Но Шин этим не ограничилась. Молча, но решительно она начала стягивать с меня ночную сорочку. Легче было уступить ее настойчивости, нежели сопротивляться. «Просто надо к этому привыкнуть», – решила я. И все же моя кожа покрылась гусиными лапками, а глаза отказывались встречаться с глазами служанки. Я не понимала, куда девать руки, и не знала, как мне игнорировать ее, да и следовало ли это делать. В попытке скрыть свое смущение я покосилась на правую руку китаянки. На ней не было указательного пальца!
Я охнула.
– Мисс? – выдержав паузу, отреагировала Шин.
Разволновавшаяся и засмущавшаяся еще больше (ведь о таких вещах не спрашивают!), я пролепетала:
– Ничего, ничего.
А когда поняла, что уже одета, испытала облегчение.
– Ваши волосы, мисс, – сказала Шин, указав на мягкую скамеечку у туалетного столика.
Я покорно пересела на нее. Шин налила мне кофе и расплела мне косу, пока я ела, силясь не глазеть на обрубок ее пальца. Он действовал на меня как призрак, витавший в поле моего периферийного зрения. Но как же ловко управлялась без него Шин! Как проворно начала она расчесывать мои волосы! Я едва удержалась, чтобы не закрыть глаза под ее равномерно скользившей, успокаивающей рукой. Так напоминавшей мамину!
Чтобы отвлечься от внезапного желания заплакать, я открыла альбом. Затем, просмотрев четыре-пять эскизов, взглянула в зеркало и увидела, что Шин их тоже рассматривала. Осознав, что я ее уличила, китаянка быстро отвела глаза в сторону.
– Они действительно еще очень сырые. – Я закрыла альбом.
– Они прекрасны, мисс.
Шин искусно намотала мои распущенные волосы на свои целые пальцы. Мне стоило немалых усилий отвести взгляд. «Интересно, она заметила?» – промелькнуло у меня в голове.
– Мне будет приятно, если ты станешь называть меня просто Мэй.
– Хорошо, мисс Мэй.
Пожалуй, это было лучшим, на что я оказалась способна.
– Я хочу попросить тебя об одолжении, Шин. Если я буду делать что-то неправильно или не так, как подобает по этикету, говори мне об этом, пожалуйста. Ладно? Не щади мои чувства. Мне не хочется, чтобы Салливаны пожалели о том, что приняли меня в свою семью. Я хочу оправдать их ожидания. Договорились?