И ее ответная улыбка наполнила мое сердце радостью: я правильно решила не возражать!
Отель «Пэлэс» представлял собой шестиэтажное строение с эркерами; его кирпичный фасад когда-то был белым, но патина угольного дыма окрасила его со временем в тускло-серый цвет. Позолоченный декор здания отчаянно пытался сверкать сквозь слой сажи.
Швейцар в темно-бордовой ливрее распахнул перед нами дверь. Я зашла вслед за кузиной в отель, и уже через миг меня ошеломила его роскошь: дубовые полы, белые колонны, панели из красного дерева и большие латунные плевательницы.
– Гриль-бар для дам вон там… – подсказал нам ливрейный лакей.
– Я знаю, где он. Как будто я не бывала здесь сотни раз! – прошипела Голди.
Выражение ее лица заставило лакея спешно попятиться. Я проследовала за кузиной в бар. Валы солнечного света поблескивали в дымном чаду сигар, вихрясь вместе с ароматами табака, морепродуктов и жареного мяса. Голди остановилась. Она явно искала глазами отца в куще пальм и незнакомых мне мужчин.
Я заметила его первой. Дядя сидел за столом в центре зала, спиной к нам. Рядом с ним возбужденно жестикулировал мужчина-брюнет с кустистыми усами. Его короткие курчавые волосы были зачесаны назад с блестящего лба. По правую руку от дяди сидела женщина в элегантном черно-сливовом ажурном костюме; ее каштановые волосы красиво отливали золотом. Она была не единственной женщиной в баре, но выделялась на фоне всех остальных (немногих) посетительниц. Она была поразительной – с лицом, четко очерченным в профиль, большими глазами с тяжелыми веками, длинным носом, который, доминируя, выглядел царственным, и маленьким подбородком, акцентировавшим внимание на великолепных жемчужинах, свисавших из мочек ее ушей. Шея незнакомки была невероятно изящной. Но еще невероятнее было то, что она курила сигару! И перед ней на столике стоял бокал с виски! Женщина сидела очень близко к дяде Джонни, чьи рыжевато-золотистые волосы искрились в дымно-солнечном мареве и свете люстр. Дядя что-то сказал, и она засмеялась, протянув над его рукой свою руку к пепельнице. Слишком интимно. Дядя повернулся к ней с улыбкой и опять что-то сказал. Я не могла разглядеть выражения на его лице, но он явно проявлял к собеседнице интерес и внимание, от которых мне стало неловко за тетю. Женщина рассмеялась. На лице кучерявого мужчины застыло нетерпение. Ему не нравилось, что дядя отвлекался на женщину. У меня сложилось впечатление, что этот человек привык к почитанию и исключительному вниманию к своей персоне.
Голди чертыхнулась сквозь зубы. Я почувствовала: ее решимость перетекла в смирение.
– Видишь того человека, который беседует с папой? – прошептала кузина, наклонив голову в сторону второго мужчины за столиком. – Это Эйб Руф. Папа говорит, что в этом городе ничего без него не делается.
Меня это не удивило. Эйб Руф напомнил мне брата миссис Бёрд – глазами, которые, казалось, все видели и понимали, а также манерой откидываться на спинку кресла, как будто и бар, и его гости были у него в подчинении.
– В таком случае, наверное, хорошо, что он дружит с дядей Джонни.
С губ Голди сорвался короткий смешок:
– Хорошо. Да, наверное.
Женщина выпустила изо рта тонкую и почти изящную струйку дыма, а затем что-то прошептала на ухо дядюшке Джонни. Голди напряглась.
– Кто она? – поинтересовалась я.
– Миссис Эдвард Деннехи. Альма. – В тоне кузины просквозило презрение. – Она вдова. Ее муж работал в «Юнайтел Рейлроудз». Я не помню, чем он занимался, но в компании он играл важную роль. Она очень умна. На самом деле очень умна.
Но эти слова не прозвучали как комплимент.
– Твой отец вкладывается в «Юнайтед Рейлроудз»?
– Ха! Он вкладывается в нее. Это папина любовница.
Это объясняло интимность их общения и мой дискомфорт, но необычность ситуации породила у меня новый вопрос. Дядя с любовницей в таком публичном месте обсуждал инвестиции с человеком, фактически управлявшим Сан-Франциско. То, что я узнала за этот день, перечеркивало все матушкины уроки. Либо Сан-Франциско действительно не имел ничего общего с Нью-Йорком.
– Тетя Флоренс, должно быть, сильно уязвлена и страшно переживает.
– Она не знает. – Голди вперила в меня прижигающий острый взгляд. – И не узнает. Вдова живет в этом отеле, в апартаментах, за которые мой отец наверняка платит бешеные деньги. Господи, а этот алмаз, который она носит, – видишь? Он огромный! Хотелось бы мне знать, когда он ей его купил…
Алмаз трудно было не заметить. Своим блеском он состязался с блеском хрустальных подвесок на люстрах – и явно выигрывал.
– Пошли отсюда! – резко скомандовала кузина.