В одержимости ибн-Баттуты шариатом и мусульманским миром и в его отсутствии интереса почти ко всему остальному (кроме комфорта китайских джонок) мы ясно видим обоюдоострый меч ислама, столь зримый в современном мире: экуменическую, но самодостаточную религию, способную объединить совершенно разных людей в одну систему верований и под одним законом, но также жестко ограниченную в способности изучать и заимствовать у других.
Китайские плавучие громадины в Индийском океане, столь восхитившие ибн-Баттуту, были технологическим чудом Средних веков. Начиная с XI века династия Сун, оттесненная к южному побережью кочевниками из степей, решила использовать море в стратегических целях. В 1132 году император учредил постоянный флот, что было почти неслыханной мерой для Востока. Военное руководство Китая считало кораблестроение приоритетной задачей. Так флот Поднебесной пополнился разнообразными огромными военными и гражданскими кораблями, с собранными на гвоздях многослойными корпусами; с несколькими палубами; весьма эффективными кормовыми рулями; магнитными компасами (чтобы не сбиваться с курса даже в облачную погоду) и улучшенными косыми парусами (позволявшими менять галс прямо по ветру). Китайцы даже на время отбросили свой знаменитый культурный шовинизм и заимствовали хитроумные навигационные приборы у персов и индусов.{155}
По сравнению с улучшенным китайским флотом традиционные индийские океанские доу с их корпусом, прошитым кокосовой нитью, неуклюжим латинским такелажем (который нужно было тягать вверх и вниз при каждой смене паруса), без палуб — были столь ненадежными, что Марко Поло решил терпеть тряску, дороговизну и опасности Шелкового пути, но не всходить на борт такой посудины на Ормузе. Некий путешественник с Запада отмечает:
[Доу были] весьма хрупкими и неуклюжими, без железа и не проконопаченные. Их шьют, как одежду, веревками! Так что если веревка рвется, все, без сомнения, разваливается! Раз в год поэтому их кое-как чинят, если собираются отправлять в море. У них ненадежный руль, как столешница… А когда им надо менять парус, это связано с многими проблемами; и если ветер дует сколько-нибудь сильно, они совсем не могут сменить курс.{156}
Другой европеец отметил, что китайские джонки
очень велики и над обшивкой у них более 100 кают, а при попутном ветре они поднимают десять парусов, и они очень громоздкие, и сделаны из планок в три толщины, так что первый слой такого же размера, как на наших кораблях, второй поперек, а третий снова вдоль. Поистине, это очень прочная постройка.{157}
Исследователи морских путешествий действительно поражались, почему индийцы и арабы так долго, почти до нынешних дней, держались за доу и не заимствовали более подходящую китайскую или европейскую модель. Ответить можно следующее: во-первых, традиции кораблестроителей Индии оказались более весомыми, чем нужда моряков в надежных океанских судах. Во-вторых, западное побережье Индии было недостаточно богато залежами железа. В-третьих, хотя сшитые корабли были менее надежными, они были более упругими, поэтому лучше переживали частые столкновения с рифами, скалами и мелями прибрежной торговли, чем более жесткие обшитые деревом китайские и европейские корабли.{158}
Учитывая преимущество Китая на море, стоит отметить относительно слабое распространение китайских купцов западнее Малакки. Только в период с 1405-го по 1433 год Китай намеренно поиграл мускулами в Индийском океане. Вероятно, в конфуцианстве самым низким статусом обладали торговцы, считавшиеся паразитами, а самые яркие и амбициозные предприимчивые люди вовлекались в экономически душную мандаринскую бюрократию. Затем централизованная политическая структура Китая (и, позже, Японии) быстро прервала контакты с внешним миром.
Напротив, весьма децентрализованная природа средневекового мира ответственна за возникновение в Индийском океане бурлящего котла дарвинистского экономического состязания, в котором процветали те государства, чьи «мутации» были лучше приспособлены к торговле и коммерции и чьи учреждения обладали силой. Похожим образом политическая обстановка Европы, разделенной горными цепями и реками на тысячи соперничающих государств, благоприятствовала нациям с самыми экономически развитыми учреждениями. Одна из них, Англия, стала первым в истории глобальным гегемоном.{159}
В 1382 году армия Чжу Юаньчжана, первого императора Мин, которая преследовала остатки армии монголов, захватила в плен десятилетнего мусульманского крестьянина по имени Ма. Генерал спросил юного пленника о местонахождении претендента на престол и получил дерзкий ответ: «Он прыгнул в пруд». Легкомыслие Ма подарило ему три года плена при королевском дворе, после чего его по обычаю кастрировали и причислили к штату придворных евнухов в свите Чжу Ди, четвертого из 24 сыновей императора.
В отличие от большинства евнухов он не приобрел высокий голос или женственные манеры, но вырос в огромного свирепого умного воина с глубоким мощным голосом. Когда его хозяин, Чжу Ди, наконец стал императором после жестокой гражданской войны против старшего брата, юного протеже повысили до важного поста надсмотрщика над евнухами.{160} Он получил новое имя, Чжэн Хэ или, как до недавних пор его звали на Западе, Чен Хо — адмирал бесценного флота и владыка Индийского океана.
История связывает плавания великого китайского флота — всего семь с 1405-го по 1433 год — с Чжэн Хэ, но эти блестящие миссии были во всех отношениях всего лишь винтиком в огромном механизме экспансии императора Чжу Ди и, в конце концов, маневром в вековом противостоянии конфуцианских ученых и евнухов.
Чжу Ди, в отличие от своего отца, изоляциониста и крестьянина-воина, был образованным правителем широких взглядов, который втянул Китай в дюжину дорогих заграничных авантюр. Они включали в себя дипломатические и военные миссии против бывших врагов — монголов — и менее успешное вторжение во Вьетнам, которое стало началом долгой и жестокой партизанской войны (из которой современные Франция и Америка не извлекли урока).
Ни один из многочисленных блестящих проектов Чжу Ди не оставил следа в истории, зато это сделал великий бесценный флот гигантских потомков судов, так поразивших ибн-Баттуту. Эти корабли отличались по размеру: от относительно небольших судов поддержки всего в 100 футов длиной до тяжелых «кораблей-сокровищниц» в 300-400 футов длиной с водонепроницаемыми отсеками, несущих до девяти мачт, имеющих дюжины просторных кают и хитроумные ахтерштевни, которых в Европе не делали до начала Нового времени.{161},[13]
Обычно экспедиция состояла из трех сотен судов и примерно 30 000 человек в экипажах и отплывала на два года в Малакку, на Суматру, Яву и в Индию, на больший срок — на Ормуз, к Красному морю и к побережью Восточной Африки. Флот «кораблей-сокровищниц» едва ли открыл новые рынки для китайских торговцев. Мы знаем по сообщениям Поло, ибн-Баттуты и мусульманских свидетелей, что в азиатских портах уже существовали поколения китайских дипломатов и купцов. Основные задачи семи успешных миссий были дипломатические, военные и символические.
Дуга каждого плавания была тщательно спланирована с учетом муссонов. Флот Чжэн Хэ собирался осенью на якорной стоянке в Тайпине, на юге Китая, где ждал зимнего северо-восточного муссона, который отнесет корабли в Сурабаю на Яве.
Там они оставались до июля, когда юго-западный муссон помогал им проплыть мимо Суматры и Малакки к Шри-Ланке и Малабарскому побережью Индии. Небольшие группы кораблей отправлялись оттуда на Ормуз и в Африку. Через 12 месяцев путь повторялся в обратном порядке: на юг к Яве с зимним северо-восточным муссоном, потом к дому с летним юго-западным муссоном.
Прежде всего, эти предприятия успокоили ситуацию в важном Малаккском проливе, который находился под властью мятежного султана Суматры, но был объектом притязаний сиамцев, которые контролировали доступ китайцев к Индийскому океану. Чжэн Хэ не только пресек пиратскую деятельность, бушевавшую в проливе, но и ловко примирил интересы сиамцев и малаккцев, открыв водный путь для общей коммерции. Еще одной заботой Чжэн Хэ были поиски Чжу Юньвеня, изгнанного брата Чжу Ди, по донесениям бежавшего морем.{162}
13
Есть противоречие в отношении точного размера самого большого корабля флота. Одни ученые определяют максимальный размер только в 300 футов. См.: Ma Huan. Р. 31.