Более разорительным, чем конкурентный способ доставки пряностей, стал для венецианской торговли разрыв отношений с растущей Османской империей. За первые десятилетия XVI века турки вытеснили с морских просторов венецианские галеры, перевозившие предметы роскоши по западной части Средиземного моря.{315} Поток пряностей, поступавший в Египет, иссяк лишь ненадолго, в самом начале португальской экспансии после 1500 года.{316} Наоборот, венецианские купцы обнаружили, что в Каире и Александрии имеется богатый выбор пряностей по справедливым ценам — если, конечно, удастся туда попасть.
К 60-м годам XVI века Венеция возобновила торговлю с турками. Теперь Баб-эль-мандебский пролив, Красное море и сам Египет находились под пятой Османской империи, а при растущем в Европе спросе на роскошь через Венецию могло проходить больше перца, чем до того, как Васко да Гама открыл путь вокруг Африки. Не одна лишь Венеция чинила константинопольскую калитку — французы и немцы тоже наладили отношения с османами, и их корабли нередко проносились мимо венецианских галер.{317}
Если венецианцы беспокоились из-за португальцев, то португальцы переживали из-за могучей торговой сети мусульманских стран. Сегодня трудно представить, что крупнейшим конкурентом Португалии в Индийском океане был Ачех — город-государство на западе Суматры, сейчас известный, в основном, как далекая, захолустная жертва цунами 2004 года. Однако в начале XVI века он был торговой державой, бенефициарием традиций дальнего плавания, сложившихся у древних австронезийцев в Индийском и Тихом океанах. В XIII веке Ачех принял ислам, что позволяло азиатским купцам призывать в Малакке не иметь дел с неверными португальцами. Расцвет Ачеха хорошо объясняет, почему у Португалии возникли трудности с контролем над Индийским океаном. Азиатские суда избегали заходить в Малакку и Гоа, как избегали они всякого порта, которым управлял жадный продажный султанат. Они предпочитали торговые базы, где заключались честные сделки. В XVI веке Ачех отлично им подходил.{318}
Влияние Ачеха распространялось на Индийский океан и его окрестности. На восточном краю торгового фронта он успешно спорил с португальцами за Острова Пряностей и терроризировал Малакку, устраивая разрушительные набеги на юрких весельных судах. На западном краю отношения Ачеха с Османской империей позволяли держать Португалию в страхе.
В Средние века шпионы следили за судоверфями и торговыми базами точно так же, как во времена «холодной войны» за ракетами и ядерными объектами. В 1546 году два португальских агента из Венеции писали, что в Каире выгружено 650 000 фунтов пряностей — достаточно, чтобы обеспечить на месяц всю Европу и погубить Венецию. Большая часть этого груза прибыла из Ачеха, который ежегодно экспортировал на запад до семи миллионов фунтов перца — примерно таковы были годовые потребности Европы. Даже если предположить, что часть груза предназначалась туркам, нетрудно подсчитать, что Ачех, а затем и Венеция держали в руках большую часть торговли индийскими пряностями, чем Португалия.{319}
Португальские агенты сообщали, что больше всего в этих перевозках и торговле задействовано жителей Ачеха, и из-за них рынки пряностей повсюду пересыщены и цены падают. Также шпионы пишут, что Ачех отправил послов к османскому султану в Константинополь и попросил предоставить пушечных дел мастеров в обмен на жемчуг, алмазы и рубины. Как отмечал один португальский современник, султан Ачеха Риаят-шах аль-Кахар «даже на другой бок не перевернется без мысли о том, как бы разорить Малакку».{320}
Португальцы осознали, что если они не переломят ось Ачех— Османская империя—Венеция, то их торговой империи придет конец. Они вынашивали грандиозные планы по очистке Красного моря и вторжению в Ачех. Ради вторжения они даже договорились с ненавистными испанцами о совместных действиях с их флотом в Маниле. Но все свелось на нет. У португальцев просто не нашлось достаточно сил — ни людей, ни кораблей, ни денег, — чтобы удержать за собой торговлю пряностями. Один португалец заметил: «Яванские корабли свободно перевозят гвоздику и мускат через Малаккский пролив в Ачех, и мы не можем запретить им, потому что в этих местах у нас нет своего флота».{321} Хуже того, альтернативные пути — к югу от Суматры и на севере, через Зондский пролив (между Суматрой и Явой) — были совершенно недоступны для португальцев.
В XVII веке португальцы постепенно лишались господства над торговлей пряностями, оно смещалось — по крайней мере временно — на восток. Стремление торговать неожиданно уступило место войне и расизму. Торговля между Китаем и Японией на несколько столетий прекратилась из-за японских пиратов и нападений на китайские береговые поселения. Династия Мин запретила всякие торговые отношения с «карликовой империей» — Японией. С рынка исчезло серебро с японских копей. Потеряв рынок, японские добытчики серебра сбросили цены, их доходы упали. Хотя в Японии производился шелк, торговцы предпочитали китайскую продукцию, которая, из-за эмбарго, ценилась в Японии очень высоко.{322} Но если Китай и Япония не желали иметь дел друг с другом, то каждый из них старался иметь дело с Португалией.
И что это были за дела! Почти с самого 1511 года, когда Альбукерки завоевал Малакку, португальцы начали активно торговать с Китаем. Спустя десяток лет они попытались взять Кантон, но маленькие мелководные суда их отогнали. В 1557 году, в качестве опорной базы, был взят Макао, которым Португалия владела почти полтысячелетия.
Примерно в то же время, как португальцы утвердились в Макао, их купцы начали торговать с южно-японским островом Кюсю. Огромное количество японского серебра, вывезенное в гавань Макао на корабле Дуарте — сына Васко да Гамы, — поразило португальское торговое сообщество в Китае. Один из купцов писал:
Десять-двенадцать дней назад прибыл из Японии Великий Корабль. Он был так нагружен серебром, что теперь все другие португальские корабли в Китае стремятся в Японию. Они собираются перезимовать здесь, у китайских берегов, с тем чтобы отплыть в Японию в мае, когда начнется сезон муссонов, благоприятных для такого плавания.{323}
В этом раунде торговли пряностями португальцы сорвали куш, и в 1571 году при помощи иезуитов они основали первую в Японии базу — в Нагасаки. Поначалу король жаловал капитанские лицензии на плавание из Индии в Японию и Макао только португальским чиновникам и офицерам за большие заслуги. Португалия быстро оценила потенциал японо-китайской торговли серебром и шелком и извлекла из нее максимальную выгоду для себя. Лицензии выдавались ограниченному количеству кораблей. (Сперва одному в год, затем постепенно к XVII веку это количество увеличилось до нескольких в год.) Стоила такая лицензия сотни тысяч крузаду (а крузаду примерно равен дукату, то есть около $80 в современных деньгах). Зато корабль можно было по самый планширь набивать сырым и выделанным шелком в Макао и серебром в Нагасаки. В обоих пунктах местные купцы ожидали «большой корабль», оба порта богатели на его рейсах. Прибыль от одной поездки туда и обратно оценивалась в 200 000 дукатов — больше половины того, что Португалия выплатила Испании за отказ от претензий на Острова Пряностей.
Поначалу там курсировали корабли размера обычного для торговых судов того времени — в основном, каракки вместимостью около пятисот тонн. Когда на смену XVI веку пришел век XVII, корабли превратились в монстров до 2000 тонн — самые крупные морские парусные суда эпохи. Португальские купцы, сопровождавшие товар, на самом деле завершали торговлю, внеся предоплату капитан-майору, держателю лицензии. Один из первых голландцев, побывавших в Японии, описывает, что происходило, когда «большой корабль» приходил в Нагасаки: