Этот протекционизм был выгоден только аристократии, которая занималась зерновыми, для всех остальных он был полной катастрофой. Между делом, юнкеры обманули северонемецких крестьян, заявив, что поддерживают этот тариф на импортный скот и мясо, чтобы защитить их свиней и коров. При таких соседях, как умелые хозяева-датчане, эти бедные фермеры обнаружили, что лишились дешевого кормового зерна, которое было им необходимо. Еще раз протекционизм — «тихий убийца» — нанес удар, повысив цены на сырье, необходимое для ведения хозяйства.
Худшее было впереди. Взгляните еще раз на табл. 13-1. Обратите внимание, что в каждом государстве, в каждый промежуток времени обладатели фактора очень успешно противостоят друг другу, когда находятся в сочетании двое против одного.[89] В Англии и в Америке до 1900 года труд и капитал оказывались по одну сторону. В первой политику определяли фритредеры, во второй протекционисты. В Германии капитал и земля (так называемая «коалиция железа и ржи», потому что литейная промышленность была важным потребителем слабого капитала) оказались в оппозиции городским рабочим, что повлекло к распространению марксизма.
Немецкие городские рабочие предпочитали свободную торговлю не только потому, что представляли сильный фактор, но потому, что это соответствовало марксистскому мировоззрению. Свободная торговля — существенный ингредиент в рецепте революции, потому что она поддерживала промышленное развитие и полноценный капитализм, который неизбежно рушился, открывая дорогу коммунизму.{620} Конечно, Маркс осуждал тарифы:
Но вообще говоря, покровительственная система в наши дни является консервативной, между тем как система свободной торговли действует разрушительно. Она вызывает распад прежних национальностей и доводит до крайности антагонизм между пролетариатом и буржуазией. Одним словом, система свободной торговли ускоряет социальную революцию. И вот, господа, только в этом революционном смысле и подаю я свой голос за свободу торговли.[90]
Определяя, кто поддерживает свободный рынок, а кто нет, теорема Столпера—Самуэльсона помогает объяснить политические альянсы. В XX веке мир увидит, что германская коалиция землевладельцев — ксенофобов и протекционистов — и капиталистов, направленная против рабочих — социалистов и фритредеров — стала предпосылкой к фашизму. В Англии XIX века, напротив, капиталисты и рабочие объединились за свободную торговлю против старой земельной олигархии, и этот союз получил демократическое развитие. (Американские капиталисты и рабочие сделали то же самое, но ради другой цели — протекционизма.) Очевидно, эта интерпретация теоремы Столпера—Самуэльсона, разработанная Рональдом Роговски, политологом из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, есть простая модель, которая не учитывает ни расы, ни культуры, ни истории. Сам Роговски неоднократно предупреждал, что его модель — только часть картины. Но возможность взглянуть на мировые политические процессы с ее помощью замечательна.[91]
Быстрое возведение тарифных барьеров в 1880-1914 годах должно было разрушить мировую торговлю. На самом деле ничего подобного не случилось. За это время объем мировой торговли утроился, и двигали ею две силы. Во-первых, мощность паровых двигателей успевала расти быстрее, чем таможенные пошлины. Во-вторых, планета стала гораздо богаче. Мировой ВВП вырос почти вчетверо за эти 34 года. При всех равных условиях, богатое общество торгует больше, потому что у него есть больше товаров на обмен. Это означает, вообще говоря, что объем торговли растет быстрее, чем благосостояние. С 1720 по 1998 год мировой ВВП рос в среднем на 1,5% в год, а объем торговли — на 2,7%.{621}
Даже после Гражданской войны американская тарифная политика вошла в монотонный цикл протекционизма при республиканцах и умеренности при демократах. На выборах 1888 года республиканец Бенджамин Гаррисон едва не проиграл демократу Гроверу Кливленду (который набрал большинство голосов избирателей). Республиканская делегация конгресса под предводительством сенатора Уильяма Маккинли провела тариф, названный его именем, что через восемь лет привело его на кресло президента. С избранием в 1912 году Вудро Вильсона тариф Маккинли был заменен тарифом Андервуда, который постепенно довел пошлину на импорт до исторически низкого уровня в 16% (1920 год).
Тариф Андервуда был недолговечной победой американских фритредеров. Вскоре после нее президентское кресло и Конгресс вновь стали республиканскими. В 1922 году был назначен протекционистский тариф Фордни—Маккамбера, закон подписал президент Гардинг. Вскоре пошлины снова поднялись до 40%.
Республиканские тарифы были не только абсурдно высокими, но еще и «автономными». Так было заявлено в Конгрессе, и президент имел власть наказывать торговых партнеров повышением пошлин, но не обладал правом их снижать. Тарифы демократов, такие как тариф Андервуда, вообще оставляли возможность понижения и переговоров с партнерами, хотя эти возможности использовали редко, боясь нападок со стороны республиканцев.{622}
С 1830 по 1910 год стоимость доставки товара по морям, каналам или рекам и земле упала соответственно на 65, 80 и 87%. К Первой мировой войне большая часть соков из апельсина эффективности транспортировки была выжата. Конечно, главные удобства транспортировки — двигатель внутреннего сгорания, самолет и контейнеровоз — пришли в XX веке. Но на заре Великой войны даже такие насыпные грузы, как руда, гуано и лес запросто перевозили мимо мыса Горн — даже под парусами. Скорость улучшения перевозок падала и уже не могла компенсировать роста тарифов. Мировая экономика двинулась в сторону глубокого упадка. К несчастью, мировая экономическая депрессия и рост тарифов совпали, что и привело к катастрофе, приписанной Герберту Гуверу.
Преуспевающий горный инженер, сменивший эту работу на служение обществу, Гувер сделал многое, чтобы помочь охваченной войной Европе. Когда его спросили, насколько разумно кормить русских, часть из которых большевики, спасая их от последствий революции, он, как говорят, ответил: «Двадцать миллионов человек голодает. Какой бы они не придерживались политики, их нужно накормить!»{623}
Гувер всегда был протекционистом и остался им, когда служил секретарем по вопросам торговли при Гардинге и Кулидже. Хорошо знакомый с трудами по горному делу, он не читал или не понимал трудов Рикардо и считал, что всякое государство должно импортировать только те товары, которые не может производить само. В 1928 году он публично обратился к фермерам, всегда бывшим традиционным электоратом демократов, которые пострадали от снижения цен на продукты:
Мы понимаем, что существуют определенные виды промышленности, которые не могут конкурировать с зарубежными аналогами из-за низкой оплаты труда и низкой стоимости жизни за рубежом. Мы ручаемся, что следующий конгресс республиканской партии проверит, а где необходимо и пересмотрит этот список так, чтобы в этих областях на нашем рынке снова правил американский труд, чтобы он устанавливал наш уровень жизни, чтобы обеспечивал постоянную занятость в этих отраслях.{624}
Точнее было бы назвать подписанный закон «тарифом Гувера», но бесчестье назвать его своим именем выпала двум республиканцам: сенатору Риду Смуту из Юты и представителю Уиллису Хоули из Орегона. Подняв ввозную пошлину на импортные товары почти до 60%, тариф Смута—Хоули не произвел эффекта грома с ясного неба. Вернее сказать, запустил уже и так поднятые законом Фордни—Маккамбера тарифы прямиком в стратосферу.
Еще до принятия тарифа Смута—Хоули на него с ужасом отреагировали две группы — европейцы и экономисты. К тому времени как закон попал в Сенат, министры иностранных дел всего мира уже присылали в Государственный департамент протесты, а бойкоты были уже в пути. Почти все американские экономисты всех рангов — всего 1028 человек — подписали петицию к Гуверу, призывая наложить на закон вето.{625}
89
Теоретически возможна картина, когда все три фактора в стране будут в достатке или в недостатке, но встречалась ли такая кар тина на практике, вопрос спорный.
90
Karl Marx.
91
В предыдущих страницах я приводил противоречивую, «широкую» трактовку теоремы Столпера—Самуэльсона, которая была предложена Роговски в