— Ты, конечно, роскошно путешествовала со своим мужем? — услышала она густой, тягучий голос Джефа. — Реактивные самолеты, комфортабельные яхты, самые лучшие гостиницы, не так ли?
Глория быстро взглянула на запрокинутую голову спящего сына, изнуренного сборами в путешествие. Стало понятно, почему Джеф вернулся к такому неприятному разговору: Брайан заснул и не мог слышать колкостей.
Она посмотрела на холодное холеное лицо своего спутника, и пальцы вцепились в бокал с шампанским.
— Это первый раз, когда я куда-то собралась, — сказала Глория.
— Неужели?
И опять подразумевалось, что ее главный интерес в деньгах.
— Что бы ты сказал, — медленно спросила она, — если бы услышал, что я вышла замуж за Джона не из-за денег?
Джеф улыбнулся так цинично, как и представить трудно.
— О, я давно не верю сказкам.
Глория проглотила комок в горле.
— Нет, я бы хотела знать, — настаивала она.
— Я бы сказал, — и опять появилась эта дразнящая улыбка, — я бы сказал, моя дорогая, — произнес он мягко ей на ухо, — что ты прекрасная, но неубедительная врунья. Если это не так, тогда просвети меня. Что же это еще могло быть — физическое влечение?
Проницательный взгляд заставил ее вздрогнуть.
— Я любила Джона, — негромко сказала она.
Глория вспомнила мужа. Он был небольшого роста, носил очки. Преуспевающий бизнесмен, но внешне ничем не примечательный человек.
Для нее это было неважно. В то время она искала мужчину не из-за физического влечения и верила, что связь между ней и Джоном постепенно перерастет в глубокую и взаимную любовь. И хотя молодая женщина соединила жизнь с лысым, носившим очки мужчиной, глаза которого уже предрекали близкую смерть, она видела в Джоне человека, который помог ей обрести уверенность в себе и определенно любил ее.
И она любила его. Может быть, не так, как Джефа, но любила и была благодарна за моральную и эмоциональную поддержку. Муж стал чем-то вроде отца, которого у нее никогда не было, внезапно поняла Глория.
Однако слова о любви к мужу произвели на ее спутника обратный эффект.
Лицо Джефа потемнело, гнев был ощутим почти физически.
— Так скажи мне, — потребовал он, — был ли муж понимающим тебя человеком, Глория?
Она поставила бокал с шампанским на столик.
— Что ты имеешь в виду?
— Знал ли он о твоих маленьких проделках? Тебе, наверное, чего-то недоставало? Иначе ты не бросилась бы ко мне так стремительно? — Его голос понизился до шепота. — Ты была самой страстной женщиной, которая когда-либо оказывалась в моей постели. Сейчас я догадываюсь, почему.
— Ты отвратителен, — дрожащим голосом сказала Глория. — Я даже не была знакома с Джоном, когда встретила тебя.
— Разве? — В его голосе звучало сомнение. — Тогда что же заставило тебя покинуть меня так внезапно? Неужели тот факт, что это была всего-навсего комната моего дяди, и ты не смогла смириться с нуждой человека, только начинающего жить?
Глория открыла рот от удивления. Сейчас она ему все скажет: о Брук, о телефонном звонке, о встрече с его тетей. И заставит стереть это высокомерное выражение с лица!
Ее губы были накрашены довольно яркой коралловой помадой, приобретенной для дороги, и сейчас Джеф плотоядно смотрел на них, будто голодный. Появившаяся в этот момент стюардесса с ланчем заставила его оторвать взгляд.
Бог с ним, подумала Глория, готовая было высказать Джефу все, что думает. Но она знала, что еще более трудные времена впереди и намного лучше приберечь свои козыри на будущее.
— Наш сын спит, — сказала она стюардессе. — Не могли бы вы…
— Я могу принести ему что-нибудь, когда он проснется, — успокоила стюардесса, и ее глаза сверкнули удовлетворенно после взгляда на руку Глории, на которой не было кольца.
Затем бортпроводница кокетливо посмотрела на Джефа.
Глория взяла еду, но едва притронулась к ней, а ее спутник, не проявив такой сдержанности, быстро поглотил большие креветки и принялся за ростбиф и салат. Он взглянул на ее полную тарелку.
— Не ешь?
— Тебя это волнует? — огрызнулась она.
Джеф примиряюще улыбнулся.
— Продолжим начатый разговор позже, наедине. — Он вытер рот салфеткой. — Кто-нибудь говорил тебе, что твои глаза вспыхивают, как огни фейерверка, когда ты сердишься? — неожиданно спросил он.