Из пятнадцати человек, от коих я записывал сказки, мне сравнительно лучше знакомы трое — Ломтев, Савруллин и Глухов. Ближе познакомиться с прочими мне не довелось, так как всякого рода лишние расспросы могли только вызвать с их стороны недоверие[16]. При всем том для меня с достаточною определенностью выяснились четыре главных типа среди современных пермских сказочников. На этих типах, особенно же на отношении их к сказкам, я и позволю себе остановиться здесь поподробнее.
Тип, представителем коего является мой главный сказочник, А. Д. Ломтев, теперь, по-видимому, уже очень редок. Ломтев относится к сказкам весьма серьезно. Мелкие рассказы и бытовые анекдоты (в жанре Савруллина) он никогда не назовет сказками, а пренебрежительно — «побасёнками». Не любит он также сказок, в коих «много брязгу» (неприличного), и «Микулу-шута» рассказывал мне лишь под веселую руку, да и то с извинениями: эта-де сказка — «только мужикам ржать» (хохотать). Легенду о чудесном куме-ангеле и о враче он также не причисляет к собственно сказкам и назвал ее мне «побывальщинкой», т. е. былью. Настоящими сказками Ломтев считает только те, в которых подробно рассказывается о чудесных подвигах богатырей. Знанием таких именно сказок Ломтев гордится. Если в сказке нет настоящих богатырей, то должны быть, по крайней мере, цари, короли, генералы и вообще высокие лица: иначе сказка будет «мужицкою».
Обладая даром изобразительности, Ломтев рисует содержание сказки с большими подробностями бытового характера, привнося в эти подробности, по-видимому, немало отсебятины. Именам действующих лиц большого значения не придает; «Иван» и «Марфа» являются в его сказках как бы нарицательными именами; любит также знакомые ему купеческие фамилии: Рязанцев, Милютин, Варегин. Ломтев не постеснялся перенести имя героя известной лубочной сказки «Францель» на героя своей сказки «Рога». Но изменить основу, остов сказки Ломтев считает своего рода преступлением[17] и всегда весьма точно придерживается того самого хода событий, с каким он когда-то усвоил данную сказку. В каждой своей сказке Ломтев видит стройное целое и дорожит этой цельностью сказки, т. е. свято хранит традицию, меняя и дополняя лишь мелкие бытовые детали.
Не путая и не комкая в одну кучу разных сказочных сюжетов, не впадая ни в скоморошество (балагурство), ни в противоположную крайность скучного прозаика, — Ломтев является, по моему мнению, представителем того, к сожалению отживающего теперь свой век, типа сказочников, благодаря коим до сих пор сохраняются в народе традиционные сказки в более или менее чистом виде.
Из 27 напечатанных мною ниже сказок Ломтева две — легенды (№№ 15 и 25), в шести сказках преобладают бытовые черты над волшебными (№№ 8, 11, 14, 17, 21, 26)[18], а в 19 прочих сказках преобладают волшебные черты над бытовыми. Эти последние могут быть подразделены на два разряда: в одних сказках герой от природы наделен богатырскою силою, при помощи коей он и совершает свои подвиги (№№ 2, 7, 9, 16, 18, 22 и 27), в других сказках герой — обыкновенный слабый смертный, и свои подвиги он совершает с помощью разных волшебных предметов, с помощью сверхъестественных лиц или даже — хитростью (№№ 1, 3, 4, 5, 6, 10, 12, 13, 19, 20, 23, 24; хитрость в № 13 и 20).
Сказка «Ювашка-белая рубашка» (№ 9) носит чисто мифологическую окраску: у царя нет небесных светил — солнца, луны и звезд; их достает ему богатырь слуга Ювашка, причем светила оказываются в карманах у двенадцатиголового змея, убитого героем. Весьма близкая к этой сказка записана в 1890 году в Тамбовской губернии, где только герой носит другое имя: Иван Запрутский. Мотив о похищении небесных светил нечистою силою известен в фольклоре весьма многих народов земного шара, в том числе и русского народа. При всем том мы склонны думать, что данная сказка в сущности своей совсем не мифологическая; думаю, что светила небесные могли явиться тут на месте прежних личных имен вроде «Луна», «Звезда», «Полуночка». Одно из главных оснований к тому — отсутствие данного мотива в старых записях русских сказок. Предоставляя другим разрешение сложного вопроса о первоначальном смысле этой сказки, замечу однако, что и в другой сказке Ломтева не только дочь Бабы-Яги, но и пьяница превращается в звезду и летит на небо за звездой — дочерью Яги (ср. с этим звездочета в № 77-м сказок Афанасьева: Иван Быкович).
Из волшебных предметов в сказках Ломтева чаще всего встречается кольцо: при перебрасываньи его с руки на руку являются слуги (№№ 12, 22 и 24), старушка делается молодою (№ 19), а от наложения перстня вместе с перчаткой разорвало чудовища (№ 2); затем следуют ягоды, от съедения коих делаешься то рогатым, то стариком, то красавцем (№№ 3, 18, 23); живая вода (№№ 4, 7, 27), ковер-самолет (№№ 3, 4). Роль скатерти-самобранки играют бутылки — одногорлая, двугорлая и трегорлая (№ 6). От наложения перчатки разорвало чудовища (№ 2), золотою кистью герой оборачивает людей в жеребцов и кобыл (№ 3), из кремня и плашки выходят слуги (№ 4), сабля и ремень, данные небесным старцем, сообщают герою богатырскую силу (№ 5), из дудочки и трости выходят солдаты (№№ 5 и 23), три цветочка оживляют умершего неестественною смертью (№ 14), клубочек показывает дорогу (№ 19), меч-самосек (№ 19), кошелек-самотряс и кафтанчик-невидимка (№ 23).