Кажется, она зашла слишком далеко. Франческа поняла это по напряженности Марка, по тому, как сжались его челюсти и вытянулся в тонкую линию рот. Он вдруг вскочил с дивана, обошел его, поднял рукопись и положил ее на письменный стол.
– Это так, Марк? – В голосе Франчески прозвучали нотки страха. – Это из-за меня? Я отвлекаю тебя от работы?
Не говоря ни слова, он довольно долго смотрел на нее, как если бы его мысли были где-то совсем далеко, пытаясь найти ответ.
– Нет, любовь моя, это никак не связано с тобой. Причина совсем не в тебе, – устало добавил он.
Но если причина не в ней, то в чем? Франческа свернулась клубком на диване, словно ей было холодно. Может, все дело в его родителях, которые владеют пекарней в Квинзе, отказываются принимать от него денежную помощь и признать его успех, которые вычеркнули его из своей жизни? Они были обижены на него, потому что в девятнадцать лет он оставил пекарню, сказав, что намерен добиться в жизни большего. Марк изменил фамилию – из Равенски стал Рейвеном, и это глубоко оскорбило родителей. Сняв угол в Гринвич-Виллидж, он стал вечерами работать в ресторане, а днем писать. Пока его родители трудились в пекарне (отец вставал в три часа утра, чтобы успеть к началу дня выпечь хлеб), Марк делился пищей и мечтами со своими новыми друзьями, которые надеялись на большие перемены к лучшему. Он был одним из немногих, кому повезло, однако его родители не желали с ним разговаривать. Чувство вины – вот что его гложет, размышляла Франческа. Он даже не думает о том, что заслужил свой успех.
– Мне пора домой, – сказала она, поднялась с дивана и стала разглаживать складки своей красной юбки.
– Прошу тебя, дорогая, останься на ночь. – Марк стоял к ней спиной, и она не видела его лица, однако голос его звучал вполне искренне.
– Ты знаешь, милый, мне бы самой хотелось, но мать будет сходить с ума. Она до сих пор считает меня ребенком. Наверное, она думает, что я все еще девственница.
– Я знаю, – глухо сказал Марк.
– Но мне не обязательно уходить прямо сию минуту… Если ты хочешь, чтобы я осталась на некоторое время…
– Да, разумеется! – Марк повернулся, и Франческа увидела, что глаза у него опять стали добрыми и ласковыми. – Я хотел бы, чтобы ты осталась навсегда, малышка. Господи, я не знаю, что бы я делал без тебя! – Эти слова он проговорил тихо, а затем вдруг громко произнес: – Я так люблю тебя, Франческа!
Спустя несколько секунд она оказалась в объятиях Марка. Пламя, которое, в общем, никогда в них не затухало, разгорелось с новой силой. Франческа почувствовала мощный прилив желания и любви к этому сильному, терзаемому сомнениями человеку, чьи руки обнимали ее и чьи поцелуи горели у нее на губах.
Осторожно и деликатно Марк снял с нее свитер из ангоры и, водя кончиками пальцев по ее подбородку, принялся нежно целовать в губы. Затем его руки стали гладить ее спину, округлые ягодицы, груди. Нагнувшись, он взял в рот один из затвердевших сосков. Рука его гладила шелковистые волосы между ее ног. Желание волнами накатывало на Франческу, она чувствовала себя актинией, которая податливо раскрывается, чтобы принять семя, способное затопить ее.
Она помогла Марку сбросить одежду, и теперь уже ее руки исследовали его тело. Франческа чувствовала, что он испытывает столь же сильное желание, как и она, и знала, что он постарается продлить эти сладостные муки как можно дольше. Затем он положил ее на диван, долго, нежно и сладко раздвигал ей ноги и осторожно, деликатно входил в нее. Толчки его становились все более мощными, он неотрывно смотрел ей в глаза. За оргазмом следовал новый оргазм. Марк прижался ртом к ее губам в жарком поцелуе, и его тело также забилось в сладостных конвульсиях.
Стояла осень, и Лондон купался в мягких солнечных лучах. Молодые светские красавицы возвращались из деревни, чтобы сделать решительную попытку завоевать внимание светского общества. Гай устроился на собственной новой квартире в особняке, окна которого выходили на Грин-парк. Он отнюдь не собирался скучать в эту зиму.
Сейчас, в октябре, Гай по нескольку раз в неделю приглашал Диану пообедать, и она принимала его приглашения с явным удовольствием.
– Как это чудесно, Гай! – сказала Диана, когда они однажды обедали в «Савое». – Мама говорит, что в будущем я смогу оставаться в городе с понедельника по пятницу и ездить домой на уик-энд.
Она не пояснила при этом, что мать хотела, чтобы дочь могла встречаться с другими молодыми людьми, в надежде, что Гай ей скоро надоест.
Гай, видя ее энтузиазм, снисходительно улыбнулся.
– Где ты остановишься? У твоей семьи нет места в городе, не правда ли? – Место в городе – он узнал, что именно так аристократы называют свои апартаменты в Лондоне. Они имели именно место в городе, а не коттедж, дом или усадьбу.
– Я остановилась в Чейни-Уок с леди Бенсон. Она давняя приятельница мамы. – Диана сделала глоток шампанского, к которому Гай привил ей вкус, и улыбнулась широкой улыбкой. – Мне сейчас нравится в Лондоне гораздо больше, чем летом. Сейчас все вы-глядит как-то иначе.
Черные глаза Гая встретились с голубыми глазами Дианы, и она почувствовала, что краснеет.
– Разумеется, все выглядит совсем иначе, – поддразнил ее Гай. – Раньше ты общалась только с группкой глупеньких девчонок, а теперь тебе веселее, потому что ты общаешься со мной.
Диана потупила взгляд. То, что сказал Гай, было правдой. Все правильно! Благодаря Гаю она почувствовала себя взрослой и умудренной опытом. Он водил ее в такие места, как отель «Беркли», где они танцевали под музыку Яна Стюарта, или в ресторан «Ле Каприс», где завсегдатаями были многие видные деятели шоу-бизнеса. А еще они бывали на балете, в опере, на скачках, на премьерах фильмов и благотворительных балах. Гай даже сводил ее в ночной клуб на Лестер-сквер под названием «400», где было настолько темно, что невозможно было рассмотреть, кто сидит за соседним столиком. Диана нашла это весьма волнующим.
Диана с обожанием посмотрела на Гая. Можно ли найти более доброго и щедрого мужчину? Похоже, он изо всех сил старался сделать ее счастливой. И у него так много денег! Всю жизнь Диана жила среди бесценных античных сокровищ, но у нее никогда не было свободных денег, чтобы бездумно тратить их на всевозможные покупки. Диана вдруг начала ценить деньги и то, что можно на них купить.
– Ой, мне так хочется увидеть «Целуй меня, Кэт»! Это должно быть очень интересно, Гай!
– Это потрясающе.
Момент какой-то интимности внезапно прошел, и Гай снова стал собой. Однако Диана оставалась вполне довольной. За последний месяц он приглашал ее каждый второй вечер, а также провел два уик-энда в Стэнтон-Корте с ней и ее семьей. Это наверняка означало, что Гай хочет на ней жениться, хотя он ни разу не сделал попытки физически сблизиться с ней.
В «Комнате орхидей» было столь же темно, как и в «400», хотя, как заподозрила Диана, не так чисто. Официанты подавали напитки, демонстрируя ловкость летучих мышей в темной пещере, а пары, сплетенные в одно целое, не без труда пробирались к небольшой танцевальной площадке.
Станет ли Гай танцевать с ней таким же образом? Не потому ли он пригласил ее именно сюда? От сладостного предчувствия у Дианы екнуло сердце. Он никогда не прижимал ее к себе так плотно. Ее вообще никто плотно не прижимал…
– Шампанское? – Гай весело помахал прейскурантом вин. – Здесь так темно, что я ничего не могу прочесть. Как насчет «Дом Периньон»?
Диана кивнула, внезапно успокоенная его обычной веселостью.
– Ты приедешь в Стэнтон-Корт на уик-энд? – живо спросила она. – Чарли и Софи дают обед в субботу, а в воскресенье к нам приглашены гости, чтобы поиграть в теннис.
– Да, я непременно буду. Что мне привезти?
– Привезти? – озадаченно спросила она. – Ну, свои теннисные принадлежности и обеденный костюм.