Выбрать главу

через вестников и стараясь переломить ход земной истории в свою пользу. Сами

они… наверное, слишком ленивы или умны, чтобы выходить на открытую войну

друг с другом. Для каждого бога раздор мира – лишь игра в военные шашки. Мы

тоже ведь не задумываемся, что фигурки на игральной доске могут быть

живыми, все чувствовать и переживать. Считаем, что они – лишь выточенная

мастером мёртвая кость.

– А кто тогда мы? Зачем мы созданы – так гармонично начинаем и так

печально заканчиваем этот переход в иное царство?

Гармония и война внутри – это две части целого. Земная природа повторяет

эту круговерть всюду – день и ночь, рождение и смерть, холод и жара…

– Но есть ли что-то свыше этой непрестанной чехарды?

Авенир Мес’о Дитроу.

***

Второй год службы подошёл к концу. Юнцы превратились в неплохих воинов, сносно бились на мечах, изучили военную стратегию и по вечерам патрулировали

Глинтлей, следя за порядком. Муштроваться осталось три года – после этого они

смогут служить десяти и пятидесятиначальниками, стать помощниками имперских

телохранителей, сопровождать торговые караваны, ведать имперской стражей.

Рихон плеснул в лицо ледяной воды из нефритовой, с серебряными

пластинками, умывальни. До конца смены оставалось еще два часа и спать

хотелось ужасно.

Свет факелов обнажил разговаривающую троицу, расположившуюся у

главных ворот. На приблизивщихся патрульных никто не обращал внимания.

– Городская стража, – представился Авенир, – что вы здесь делаете? По уставу

Глинтлея ночью запрещено ходить под городскими стенами.

Один из мирян, грузный кеттин, в кожаных доспехах на голое тело, смерил их

недружелюбным взором, с презрением разлепил толстые коричневые губы:

– Слышь, Эгит – господа дорогие хотят знать, по какому делу ты здесь

околачиваешься? Не соблаговолишь ли дать ответ?

Второй – хлипкий смуглый азотянин – улыбнулся, обнажив щербину в верхнем

ряде крупных, похожих на жемчужины, зубов.

– Как скажешь, Кабул, – Эгит развернулся к стражникам, – понимаете ли,

кошка у нас живет дома, а так как мы не смогли ее накормить, ведь мяса не

осталось – вот и пошли мы, господа за мясом-то на рынок. А базарчик местный, ой

батюшки, закрыт, не работает теперича – час поздний. А стена, тут же голуби, птицы всякие и крысочки бегают. Вот и хотим живности прибить, чтобы и

зверушечку покормить – да и самим на супчик оставить. Крысочки – это ж

наивкуснейшее мясо, не то, что в тавернах. Ой, господа, никто ж не знает, какую

скотину ихние повара жарят – больную, старую, или не дай-то батюшка, мертвечинину ложать…

– Ерунду какую-то несут, – Рихон повернулся к Авениру, принялся

нашёптывать – надо их в темницу, да доспросить – кажется мне, что они

соглядатайствуют. Да и впрок им будет, чтобы Глинтлейский закон знали.

Обернулся к смуглому, грубо прикрикнул:

– Прекрати брехать. Все живо в советню, узнаем, за какими это вы крыска…

Парень зашатался и упал навзничь. Авенир обернулся, инстинктивно вжал

голову в плечи. Щеку обожгло. Нескольких секунд хватило, чтобы оценить

происходящее. Пока они слушали треплю азотянина, третий бродяга, хунн, незаметно обошел патрульных и вырубил Рихона. Трое окружили Авенира – явно

не уличные оборванцы.

– Ну что, господин хороший, – крупный злобно ухмылялся, – говорим же, за

крысами охотимся. Такими, как ты.

Молодой воин посмотрел на лежащего соратника. Кровь побежала по жилам, мышцы инстинктивно напряглись. В висках застучало, юноша ощутил, как гнев

затмевает разум, притупляет мысль. Как смели они напасть на имперский патруль?

Услышал воинственный клич и удивленно понял, что сам кричит.

Авенир уклонился от стремительно летящего пернача, мгновенно развернулся

и, что есть силы, саданул кулаком кеттину в ухо. Другой бродяга, хунн уже достал

оружие и в одной руке держал такой же небольшой пернач – другая сжимала

изогнутый черный клинок. Нир сделал ложный выпад мечом, захватил запястье

врага, резко вывернул, выбив клинок из руки. Хунн не растерялся и саданул

кулаком в лицо. Раздался хруст. Очухавшийся к этому времени кеттин схватил

юношу.

– Имперская крыса попалась в ловушку, – Кабул сплюнул, – ну что, урод, до сих

пор считаешь себя настоящим воином?

Пернач ударил под грудь. Дыхание сперло. Авенир, сжав зубы, дал каблуком