проводилось только на ногах. Нельзя, чтобы в ответственные моменты воины и
стратеги расслабляли тело – ведь тогда и голова перестает работать.
– Все же прав Прассиэдо.
Тиннейри стоял задумчиво, поглаживая грубыми пальцами пышные седые
усы:
– Рекрут должен идти. Если Чыдах и его псы увидят зрелых воинов, убьют без
раздумий. Монаха с послушником никто не тронет. Может каган и чудовище, но он
чтит духовность своего рода превыше булата. Авенир – один из лучших учеников, да и смышленостью не обделен. Марх может поведать духовных истин, да и
начертание ордена будет в помощь. К тому же, он не слишком блюдет
Глинтлейский устав, значит, меньше вероятность, что его заподозрят из-за слишком
вышколенных привычек.
Воевода замолчал. Последнее слово было за избранными. Конечно, их протест
был бы весьма слабым аргументом, но ведь и последнее желание преступника если
и не исполняется, хотя бы может быть высказанным.
Авенир с Мархом переглянулись. Тарсянин с силой ударил по столу:
– Ладно, авось целы останемся. Служим Глинтлейскому императору.
Глава 5. Встреча
Их одели в балахоны из верблюжьего волоса. У каждого на левом запястье
переливался мутным серым блеском браслет, на голове зеленая холстяная повязка –
символ мира и плодородия. Теперь они – служители бога Бадучены, покровителя
травников и торбских воинов. В сумку Авенир положил тайную книгу, узелков с
травами и ведовский трактат. Лазурит заключил в простенькую медную оправку –
благо Дариссов канделлор мог не только зубы лечить – и повесил на шею, спрятав
под одежду. Наставник сжимал руками дорожный посох. Авенир ухмыльнулся – с
виду безобидная палка, а на самом деле резач – когда хозяину надо, он разделяется
на два меча, рукояти скреплены шипастой цепью – такой можно и удар отразить и
шею свернуть. У невысокого Марха под толстой робой перекатываются вздутые
мышцы, а с виду – так, веселый толстяк-служака, не отказывающий себе в еде и
питье, вот уж точно – посланник мира и плодородия. Интересно, сколько у него на
самом деле оружия? Парень смог заметить только два заплечных кинжала, да по
одному метательному ножу в сапоге. И, наверно, во внутреннем поясе отравленные
иглы и завернутый кругом булатный клинок. Сколько оружия у тарсянина, никто ни
разу точно не угадал. Даже после бани, будучи в чем мать родила, Марх все равно
мог невесть откуда вытащить замысловатое военное чудо. Что же, против
каганатской орды даже вооруженный до зубов, он как медведю пчела – разозлит и
не более.
***
Халил обмакнул кисть в пиалу с красилом. На холсте рождался силуэт
пятерых путников на фоне горного хребта.
– Им понадобится помощь.
Прозорливец закрыл глаза:
– Сила единения в действии… Вырисовывается пламя, пещера и горы…
На блестящей безволосой голове проступил пот:
– Свет и пламя… Надо бы проведать о них.
Слуга принес кувшин с отталеной водой. Смуглый старец нетоопливо повел
рукой в сторону степи:
– Горез, приготовь мне пятый набор и младший канун. Я отправляюсь
немедленно.
– Пожелает ли господин взять с собой слугу?
– Не в этот раз, друг. Ясности нет, и будет лучше тебе остаться в поместье.
Возможно, я нашел Царскую драгоценность. И, возможно, не одну.
Юноша помог хозяину умыться. Халила объяло фиолетовым вихрем и унесло
в северный край.
***
Спустя три недели пути густолесные чащобы поредели, а под копытами
навьюченных мулов заскрипел песок. Солнце жарило не по-осеннему, воздух стал
сух и безвкусен. До окоема простиралась великая хуннская степь, с редкими
кустами и мелководными речушками. По всей равнине волнами проходили скудные
травные всполохи – раскачивался на ветру ковыль, играл типчак, колыхался овсец.
Глаза страдали от такой свободы и пустоты, пытались ухватиться хоть за
какой-то островок, деревце, или холм – но эта их прихоть оставалась
неисполненной.
Когда близился вечер, путники треножили животных и раскидывали ночлег.
Марх доставал из узелка лепешки с сыром и лук, Авенир же раскидывал спальники
и вытаскивал мехи с водой и чаем. Вина странники не взяли – монахи Бадучены
воздерживались от хмельного, а исполнять торбские каноны новоявленные
соглядатаи начали уже в Глинтлее – тамильцы могли следить за ними от самих
имперских ворот.
Сабельщику не нравилось, что рекрут (хотя рекрутом он был раньше, теперь –
брат и напарник) собирает травы, читает какую-то книжонку и проводит время в