устрашающей все народы. Не то, что старшие братья – джунгары. Без конца
воевать – это их страсть. А хунны посмекалистей – подкупы, дань, вероломство –
хорошие средства для процветания. После обеда великий хан хотел было поспать, но вспомнил о скитальцах. «Ох, все дела, ну как так можно» – пробрюзжал внутри
себя Чыдах.
– Привести этих бедняг ко мне в опочивальню, буду с ними беседу держать.
Перед ним стояли двое монахов. Первый хоть и короток, но росл, лицом суров, нос как у ястреба, щеки в шрамах. Из под густых бровей глядят черные, как
Улиендские топи, глаза. Второй молод, стоит гордо и поглядывает по сторонам.
Этот был светловолос, взгляд чистый и пытливый. «Пытливому взгляду –
достойную пытку» – усмехнулся про себя хан. Острый подбородок и большие глаза
делали лицо похожим на девичье. Если бы не пробивавшаяся под носом куцая
поросль и монашечья роба, можно бы и впрямь принять за девицу.
– Каким путем вы смели явиться ко мне в стан, что за мысли в ваших головах?
Марх приветственно вытянул руку:
– Мы – странствующие монахи бога Бадучены и исполняем паломнический
обет. Путь наш проходит через Великую степь в город Дучебы, где великий храм. К
тебе же, великий каган нас привел обычай прихода. Говорят, Джунг и Хуней друзья
нашему властителю, так и нам стоит почтить их.
Чыдах снисходительно кивнул, простер тяжелую длань:
– Я чту богов и обеты. Тулай, кинь священный камень – узнаем, что скажут
боги.
Прислужник достал из кожаного, расшитого бисером и самоцветами мешка, небольшой булыжник. Он был гладок и бел, расписан черными значками. Юноша
зажмурилси, крутанул камень и кинул его в устланную золотом ложбинку. Чыдах
молчал, ноздри зло раздувались. Потом с ненавистью взглянул на странников –
голос тих и жесток:
– Можете остаться на вечернее поклонение. Батыр, проведи наших гостей в
шатер и повяжи им красные повязи. Сегодня они наши друзья.
На небе повисли тяжелые, жаждущие разрешиться от ноши тучи. Задорно
били барабаны, хуннские дудки тянули замысловатые пассажи. Где-то вдалеке выл
с голодухи серый степной шакал. Языки пламени взвивались вверх, стараясь
лизнуть далекое темное небо, пускали снопы искр и плескали в ночь драгоценное
тепло. Днями все еще стояла жара, но сезон жатвы уже приносил ночную прохладу.
Авенир и Марх переоделись в праздничные шелковые халаты. Охранник
провел их мимо плетеной изгороди, за которой понуро скрутился калачом
небольшой муравит.
Муравиты. Юноша немало знал об этих существах. Назвали их так за
некоторое сходство с маленькими трудягами. Округлая блестящая голова с
антеннками и опасными жвалами, три пары лап, поражающая воображение
выносливость и сила. Отличались размером – в «холке» отдельные особи могли
достигать полутора метров, более массивными, затянутыми плотной черной
шкурой, когтистыми лапами и менее объемным, но удлиненным и подвижным
брюшком. Жили муравиты подземными колониями и на поверхность обычно не
выходили. Этот же… Парень задумался, в сердце кольнуло острие жалости. Или
потерян, или изгнан. И то и другое для муравита равноценно смерти.
Каган сидел супротив костра на троне из саманного кирпича, обложенного
густыми и теплыми медвежьими шкурами. То и дело раздавались тосты – «за
Джунга, силой облекшего и Хунея, даровавшего хитрость», бились медные пиалы с
молочной водкой, раздавался гогот воинов.
Хан ударил в гонг и стан молниеносно затих. Впрочем, местные кузнечики не
проявили к великому кагану должного уважения и продолжали трещать любовные
рулады. Чыдах молвил:
– Великие боги избрали хуннов за их хитрость и силу. Сегодня наш стан
посетили служители Бадучены, торбского бога, который любит то же, что и Джунг, ненавидит то же, что и Хунней. Воля их непрекословна. Джунг берет, что хочет!
Стан радостно заулюлукал, гулко заклацали о щиты кривые сабли.
Марх напрягся, Авенира прошиб холодный пот. Не хотелось становиться
приятной жертвой для кровавого бога. Пусть даже и готовились к такому – если к
смерти конечно, можно быть готовым.
– Белый камень Ралисту, подарок нашего бога, изъявил свою волю. Эти люди –
его посланники. И один из них примет участие в ритуальной битве.
Раздались радостные вопли, гоготание, забились медные пиалы. Чыдах
возгласил:
– Молодой монах будет биться с Гарудом!
Из толпы вышел рослый, бритый мужик. Круглое лоснящееся лицо,
закрученные усы, каждый кулак размером с небольшой арбуз. У Нира пересохло в