подсыпят, или шатер подожгут. А могут и на копьях вознести. Вот тебе и дружеская
борьба между братишками.
Он откинулся на лежбище и осушил пиалу:
– Отдыхай, Нир. Это может быть наша последняя ночь. Бери от наложницы
все, что сможешь.
– Тебе хорошо, а у меня все кости переломаны, брать больно.
Юноша оставил Марха и молча потрусил в шатер. Проходя, кинул взгляд на
плетень. Муравит посапывал, три пары лап поджал под себя, глаза-бусины
подернулись полупрозрачной пленкой. «Ты уж извини, сделал, что мог» – Авениру
до боли было жалко существо. Себя тоже, а еще – страшно. Что там, после смерти?
Без роду, племени, к какому он пойдет богу? Но, может, пожалует Фортуний?
Пока следовал за проводником, руки неумело вправляли кости, внутри что-то
щелкало, юноша всхлипывал, но лечил. Если не убьют, все срастется быстро, по
правилам, ни одна кость не изогнется. Если б умел ладно знахарить, сейчас бы уже
ничего не болело. Тропка уткнулась в покрытый лисой шатер. Парень присвистнул.
Это сколько же понадобилось шкур? Богато, и впрямь как для гостя. В сердце
затеплилась надежда – может и не убьют?
Внутри тускло горели две плошки с жиром, почерневшая смола застыла на
деревянных шестах. Надушено корицей, алоем и смирною, ароматы забивают нос, глаза с непривычки слезятся. Проводник поклонился и исчез в темноте степи.
Авенир прохромал до подушек и свалился. Ребра болели, плечо опухло и горело, как слюна клеврета. Кожей ощутил волнение тягучего, аки мед, воздуха, но остался
неподвижен – что толку дергаться?
Из тени шатра появилась облаченная в алую накидку девушка.
– Отдыхай, мой господин. Я Фатира, подарок великого кагана. Любое твое
желание для меня закон.
Дыхание перехватило. С замиранием сердца парень разглядывал смуглокожую
молодицу. Высокая, ноги в кожаных сандалиях, овязывающих до колена. Пояс, увенчанный золотыми цепочками и монетками, округлая чаша живота с маленькой
ложбинкой над пупком. Небольшие, острые груди, стройные руки. Лицо
худощавое, овальный подбородок, пухленькие, поджатые губы. Пряди волос
спадали на лоб, а зеленые, глубокие как озеро глаза, то устремляли свой взор на
юношу, то стыдливо смотрели в земляной пол.
– Ты… ты очень красива, Фатира. Я еще не видел такой стройной и статной
девицы.
Наложница вспыхнула, на щеках заиграл румянец.
– Подай мне чашу с маисовым настоем. Растолки алоэ и добавь в пиалу. Нужно
наложить повязки со снадобьем на плечо и бок.
– Повинуюсь, господин. Я добавлю тагорский порошок и мумие, чтобы
приглушить боль.
Девушка приготовила мазь и натерла опухшие места.
– Через неделю о боли даже не вспомнишь.
– Откуда ты знаешь искусство целительства?
– Нас многому учат.
– Нас?
– Да. Каганат отбирает девушек из полона для заботы о раненых воинах, гостях, в качестве живого подарка князьям. Мы учимся всему – кухне, разговорам, музыке, целительству… любовному искусству.
– Но ты не похожа на хуннку, и я не встречал таких как ты в этих землях.
Фатира горделиво задрала носик:
– В ханском гареме есть девушки для гостей разных рас и культур. Меня
привели к тебе по цвету глаз. Боги соделали мир таким, что глаза выдают род, племя. Некоторые волхвы даже могут проречь о семье. Девушек своей культуры
хунны не отдают в гарем – они соблюдают чистоту рода, также как и знатные
мужчины во время набегов, и сам великий каган. А для гарема хватает «дани» с
поселений. Я – дочь Турманских земель.
– Спасибо за помощь, Фатира, уже почти не болит.
Девушка продолжала держать руку на животе гостя, второй поглаживала
мускулистый торс. Авенир ощутил прилив тепла в тазу, замялся:
– Я… уже чувствую себя лучше. Думаю, мне нужно отдохнуть.
На глазах наложницы навернулись слезы:
– Тебе не нравятся мои ласки? Я не так выгляжу?
Парень залился краской, в горле пересохло:
– Нет…
Девица вскипела:
– Все вы, вояки, думаете только о себе. Конечно! Что там какая-то
наложница… А зеленоглазый гость может еще через десяток лет только появится.
Что ж мне теперь, до старости в девках ходить, под поясом? Или отправят какому-
нибудь старому уродливому князю – еще хуже!
Нир сглотнул, затрес руками:
– Нет… Фатира… ты прекрасна, просто я это… ну, никогда…
В глазах наложницы вспыхнули озорные огоньки, уголки рта хищно
приподнялись:
– Не переживай, господин. Твоя служанка все сделает сама.
Алая накидка улетела на скучающую медвежью шкуру. Рука Фатиры погасила
светильник и обвила шею юноши…
Что-то твердое назойливо толкало Марха в бок. Тарсянин приподнялся,