- Эффектное появление, Енном бы пополнился смертными, будь они здесь.
Дракон пыхнул огнем, с долей сожаления произнес:
- Я же был сыном зари! Ниспал, как молния!
- Высший отверг тебя. И всю нашу треть - Пламенеющую Треть!
Ишгар прорычал:
- Это мы отвергли Высшего! Война за независимость и свободу - священна.
Моргот поклонился:
- Я с тобой Хозяин. И всегда буду верен твоей длани.
- Это так. Ведь только со мной ты сможешь обрести желаемую власть и достойную славу. Перейдем же к насущным вопросам.
Демон расправил крылья, вытянул когтистые лапы, в которых держал мерцающий шар.
- Он в моей власти. Третий месяц в нити истории вплетаются черные истины. В Первоискре скапливается мощь огнистого Эдема.
Черные глаза прищурились, внимательно разглядывая слугу. Моргот дрогнул, ощутив леденящий взгляд, тихо произнес:
- Позволь вопрос, Хозяин.
- Молви.
- Ты взял нас в прошлое. Но никогда не показывал будущее. Почему?
Ишгар растворился во тьме. Стихия успокоилось, показалось звездное небо. Из тишины донесся голос повелителя:
- Эликсира очень мало. Я не использую его для праздного любопытства.
Демон поклонился и направился вглубь острова - в комнату, где крепко спал молодой бледный мужчина с фиолетовыми волосами.
Глава 29. Встреча
На песчаники с неба плавно опускались серые слипшиеся хлопья. Около стены земля отливала красным, через пару шагов превращаясь в ровную грязную поверхность. Со стороны ограждения затрещало, из стены с грохотом вылетели корявые металлические пластины. Сыпя искрами, стальные куски с шипением проторили в мутной жиже ровные, кирпичного оттенка, борозды. Из разрыва вывалились два человека с мощной волосатой тварью. Мужчина, что покрупнее, внимательно оглядывал местность, иногда недоумевающее что-то говорил второму, помельче. Тот был похож на мага, одной рукой деловито счищал с плаща черные капли, другой крепко сжимал бронзовый посох с белым камнем в навершье.
- Не понимаю, - Корво сплюнул накопившуюся во рту кровь, - при чем здесь Вирсавия? Эта странная баба сама на меня накинулась. Кодекс чести воина велит отдавать долг.
Авенир продолжал чистить плащ.
«Легендарный плащ Иужега».
Кожа прогорела, ссыпалась золой, чешуйки отвалились. «Никакой жар не берет... Ну-ну» - Волхв скинул испортившуюся вещь, вздохнул. Брови нахмурены, губы поджаты. Ядовито глянул на соратника:
- Да? Так это ты только из-за долга, а я уж заволновался! Не велит книга страстям предаваться! Защита Высшего отходит. Не мог где-то в безопасном месте любиться? Так нет же, надо перед самой гееной благодать сбивать.
Бородач поправил шишак, почесал бочину:
- Ну, то ж твои боги! Ты и держись. Какие-то они неправильные. Убивать, значит можно, а с девицей возлечь никак? Даже если сама возжелала, без насилия? Несправедливо. За убиение должно быть большее наказание.
Волхв поправил обруч, отер листом мяты щеки:
- Блудник грешит против своего тела. Убьешь себя. Ты же святич? Высший - и твой бог, хоть и забытый.
Авенир вздохнул, с отвращением выплюнул темный сгусток:
- У меня ощущение, что забытый Высший - бог всех. А остальные боги, так - на подпрыжках, да подможках.
- Всяк кулик свое болото хвалит. У каждого свой бог - самый самый.
Корво указал на остывшие под пепельным дождем куски металла. Громадины успели покрыться слоем серой породы, уподобившись большим древним валунам, что сотни лет здесь лежали, и будут лежать еще столько же - если кто по удали молодецкой не сдвинет.
- В следующий раз будешь стену долбить - предупреди, спрячусь. В глазах мельтешит после огнегради.
Чаровник хмыкнул:
- Говорю же, защита отходит. Меня тоже задело. Хоть всех железных крыс поплавило. Плащ жалко, поизорвали. А Евлампия говорила - неопаляемый, крепкий. Истлел все-таки.
Бородач потянулся, смачно хрустнул пальцами.
- Куда нам теперь?
- До первой живой души.
Брели молча. Ноги увязали в серой вязкой грязи, та крепко липла к сапогам, из-за чего те ощутимо тяжелели, серые хлопья лезли в глаза, рот, нос. Подвернувшуюся под руку рубаху порвали на тряпки, обвязали лица, оставив узкие щели для глаз и рта. Через пару часов небо очистилось, выглянули багровые жилки рассвета. Солнце только-только выплывало из горной гряды, а в этой земле уже стало жарко. По дороге начали встречаться приземистые глинянные лачуги, шалаши, даже полуразрушенные деревянные сараи. Путники вышли на твердую поверхность, сняли с распаренных лиц повязки. Корво облизнул распухшие губы: