- Авенир, просыпайся!
Волхву будто песка в глаза насыпали. Он зачерпнул из баклажки, умылся. Бородач уже наготове, посреди комнаты в чугунке лежит запеченная с картошкой баранья нога. Пармен тоже проснулся - бледный, темные круги под глазами, впавшие скулы, губы отливают синевой. Корво слегка потрепал цыгана за плечо:
- Ну вот, ты снова с нами, котище! Теперича лишь восемь жизней осталось. Жуем быстрее, в дорогу пора. Не терпиться схлестнуться с железяками.
Волхв с укором взглянул на здоровяка:
- Пармен еще слишком слаб, ему нужно набраться сил.
- Так и надо на улицу! Воздух, солнце, потасовка - лучшие снадобья!
К полудню прошли селение. Выжженая местность с редкими деревцами и огромными валунами сплошь покрыта серой коркой. Пармен восстанавливал силы, лежал на спине муравита, волхв и богатырь шли неподалеку.
- Как здесь все мертво! - Авенир осматривался по сторонам, удивленно хлопал глазами. - Будто разозлившийся маг наложил на землю заклятие и все превратил в глину. Вся Турмага похожа на обугленные черепки. Я думал, в этих землях много богатств, а значит и народу!
- Так и было, пока старый король не увлекся темной магией. В замке, куда сейчас идем, ночи напролет мучил своих жертв - слуг, молодых девиц. Призывал демонов, творил кровавые ритуалы.
Волхв смущенно взглянул в сторону гор. Скалистые громадины зловеще чернели, выпячивая бивни, словно бросая вызов бесшабашным смельчакам.
- А сейчас?
Корво погладил бороду:
- Не знаю. Может и жив. Пока не встречал того, кто вернулся бы в добром здравии. А наведывавалось туда немало, род людской жаден до легкой добычи. И колдуны шли, и воины. Целые армии пропадали. Один маг, перед гибелью, наслал на эту землю порчу. Жители Турмаги попали под проклятие. Приближенные короля стали огнистыми турмами, горожане - железными, а люди в деревнях, да селениях покрылись каменной коркой.
Пармен приподнялся на лежанке, окрепший, но еще бледный:
- То-то я, когда каменных турмов разносил, чуял свежую кровь. Да и для цельных булыжников легковаты были.
Гигант усмехнулся:
- Каменюк когтями и булатом не возьмешь. Супротив них топор или молот годен. Железных турмов тяжелее бить, не всякий меч стальную шкуру продырявит.
Авенир потрогал щеку. Царапины зажили и на коже лезли жесткие волоски.
- Небось и огнистых бивал, а? Где это в Дольснеях такие чуды водятся?
Бородач дрогнул, лицо залило краснотой:
- Я не только в Дольснеях крестьянством занимался. Огнистые турмы ужасны. Говорят, они водят родство с древними подземными демонами. Внутри них пламя, снаружи - застывшая корка лавы. Против них бездейственно простое оружие.
Цыган ехидно процедил:
- И как же мы их одолеем? Нир грязью окатит?
- Будем надеяться, что не встретим. Эти твари очень злобные, может, уже перебили друг друга за сотню лет. На худой конец скормим им Пармена.
- Я против, - Авенир негодующе потряс жезлом, - Пармена нельзя отдавать этим тварям. Лучше мы его оставим на харчи для одержимого Зуритая. Авось и подавится.
Заночевали на поле. Пока Корво раскидывал шатер, Авенир окружал стоянку защитными кольцами. Он ходил по кругу, бормоча вызнанные у Евлампии бережники. Там, в северных землях воздух был чист и свеж, втянешь полной грудью - будто ягод с медом горсть почерпнул. В Турмаге же волхву дышалось трудно, невкусно - на языке оставался привкус золы с кирпичной крошкой. Около шатра заполыхал, зарезвился веселыми лентами костерок, бородач уже поджарил похожее на птицу создание.
- Пармен подбил, - рыжий одобрительно кивнул, - хорошо кошаку, ночью словно днем видит.
- За круг не выходить, - волхв был настороже, всматривался в небо, зыркал по сторонам, - тут наверняка нечисти тьма и тьмушка. Ежели какая навья привяжется, загонит в лес или озеро, там и до смерти недалеко.
- Да мы и так к смерти на обед идем, - Пармен отер подбородок, смахивая крошки, - уж лучше на неделю раньше.
- Нелепая смерть - удел глупцов, но смерть в бою добывает славу героям. А лесов и озер здесь с роду не видали. Добры молодцы, пустите погреться.
Из темноты к путникам вышел невысокий плотно сбитый мужчина. На загорелой коже волнами кочевали блики пламени, лысая голова блестела от пота. На одной глазнице черным пятном расплылась кожаная лента, лицо усеяно белыми полосками шрамов. Торс в безрукавке, та плотно стянута широким поясом с двумя рядами дыр. Точеные рельефные плечи переходили в массивные руки, под плотной шкурой перекатывались бугры мышц и нити жил. На левой руке не хватало мизинца, на правой кисти кожа коробилась, облезала неровными лоскутьями. Из поясных ножен выглядывает изогнутая ручка. Штанины заправлены в высокие сапоги с заостренными носками и подпиленным каблуком.