«У какого же сарацина ты их нашел?» - Авенир заприметил, что на шее каждого существа тянется тоненькая цепь из прозрачных звеньев, будто влитая в шкуру, не оторвать. Буденгай раздал браслеты, подошел к волхву:
- Муравиту подковки одеть надобно. Где-то у меня завалялись. Мифриловые, форму копыта принимают - сил придают, да и лапки не стопчет. Остались от моей животинки.
***
Дом покидали молча. Миланья крепилась, сдерживала слезы - негоже мужчине за бабскую юбку держаться. Особенно, если баба эта - дерево.
Проскакали несколько верст. Авенир поравнялся с Буденгаем:
- Не жалко жену?
Воин смотрел вперед, словно застыл. Черты лица изменились, стали суровее, исчезла беззаботность. Буркнул в ответ:
- Жену жалко. А то ж - береза. И то, на сердце погано, словно дитя невинное обидел.
- То недалеко от правды. Природа - она как дитя, грехов не постигло. Раскрой тайну - кто надоумил отстроить Велесов очаг?
Старик вскинул голову, глаза подернулись туманом. Через минуту взор просветлел, полился тихий грубый голос:
- Я не всегда был воином. В отрочестве довелось служить у колдуна. Чаял он во мне замену, книги мудрые читать заставлял. Ну и конечно - полы мыть, талисманы с оберегами протирать - как без этого. Волшебные вещи чистоту любят, чаруют лучше. Особенно если не водой чистить, а самогоном. Если будут грязные, могут разобидеться, стать проклятыми. Это с виду только - камни, железки. А все они внутри живые, каждая вещица со своим характером.
Авенир мельком взглянул на жезл. Ралисту потускнел, покрылся за время странствий слоем липкой пыли. Да и лазурит надобно протереть, подумал волхв. А то пыль, да грязь вокруг.
- И что?
- И что... Не вышел из меня маг. Ну, то бишь, чего-то я, конечно, умею. Вот только маг, чтобы войти в полную силу, должен от страстей мирских отвлечься.
Марх, услышав краем уха, гоготнул:
- Да ну? А как же Вальпургиева ночь? Или ночь на Ивана Купалу? Белтэйн? Ведьмаки такое вытворяют, распутная кармилитянка аки дитятко невинное по сравнению с шабашниками.
Буденгай смутился, побагровел:
- Есть такое время - чтобы жар в костях выплеснуть, плоть баловнуть. И всей чародейской братии быть нужно очень, чтобы другие не заподозрили - вдруг, в неположенное время похотям предается.
Здоровяк кашлянул, обернулся к волхву:
- После одного такого шабаша отправил меня старик за похмельным барматуем. А я молод был, кровь играла. Еще и книг умных начитался. Увидел бедняков сельских, сердце от боли сжалось. Я то же думал, что во всем мире цветущий сад, да медовые соты, а тут... И девчушка приглянулась, Даверой звали. Вернулся в башню, а сердце горит. Перед глазами она, чары путаю, зелья не те подношу, колдуна того не слышу. Терпел старик полгода, да и отпустил меня на волю. В подарок скатерть-самобранку оставил. У него сестра дальняя их рулонами шьёт.
Пармен перестал ковырять в носу, удивился:
- Так чего ж весь мир не накормить? С одной скатерти целая деревня жрать может.
Буденгай хмыкнул:
- Не положено. Скатерть заслужить надо, чтобы ценилась, чтобы мощь волшебная не исчезала. Потому их и прячут - на дне озера, в пещере, под пузом дракона. Ну, так вот. Пришел я в то село, Саузри. А что делать, если не охота мне по-крестьянски жить? К тому-ж, приемыш убежал. С женой подался в эти края. Воров и убийц тогда в Турмагу много ссылали, сейчас только вольники прут. Подался в королевскую армию, дорос до воеводы. Не буду врать, ведовская силушка пригодилась. Бдил за порядком, наказывал виновных. Пытался крестьянам помочь, им тяжелей, чем торгашам живется. Как-то среди этих дел еще и дочурку зачать умудрился, вот только Давера при родах преставилась.
Авенир слушал, открыв рот. Умеет дядька сказы ложить, а может, просто изголодался по речам? Старик продолжал:
- Не слушали. Мол, какой-то воин пытается их хозяйству учить. Когда король с ума сошел, подал в отставку - и Миланье добро, и для себя хоть пожить - а то все для других. Построил Велесово колесо, как начала погода портиться - дожди из пепла, земля в камень превратилась, жара - стали за едой приходить. У меня-то небесный оазис остался. Я людям за бесценок отдаю, жалко их. Велесов круг - это наказ от Высшего, над ним природа не властна.
- Как того колдуна звали, что под крылышком пригрел? - Марх припал к коню, осматривал шею, пальцами щупал прозрачный ремень.
- По-разному. В народе то Феликом кличут, заумные Фаэлсиргром зовут. Он жив еще, только не знаю, где обитает.
Марх настороженно покосился на воеводу. Тот продолжал:
- Я его звал по-простому, Фитричем. Великий он маг, может даже сильнее всех, живущих на земле.