Загрохотало, пол пошел трещинами. С невидимого потолка начали падать глиняные градины. Авенир с трудом поднялся, опираясь на посох и муравита, едва удерживался на ногах - земля содрогалась в корчах, готовилась поглотить цитадель проклятого короля. Волхв посмотрел на Корво. Тот изменялся в лице, видно, что борется с овладевающими его демонами. По телу скользнули алые разряды, сияние в глазах усиливалось. Моргот рвался наружу - лишь бы успеть воплотиться, а там - прокопает выход на белый свет, поработит этот холодный тусклый мир, зажжет свой факел славы и станет новым божеством в Царстве Живых! Тогда вспыхнут костры правосудия, вопли еретиков разорвут небеса, восторжествует новая Истина и его месть Высшему свершится!
Авенир сосредоточился. Его тошнило от слабости, акудник почти терял сознание, но посох поднял. Ралисту и лазурит тускло засветились. Волхв глубоко вдохнул, голова закружилась, в глазах проплывали пестрые пятна. Корво стоял отрешенно, не двигаясь и чаровник, вздохнув, произнес Слово. С посоха сорвался луч и мертвый воин превратился в ониксовую статую.
Не прерывая молитвы, кивнул Унтц-Гаки. Тот оставил хозяина и с той осторожностью, на какую был способен, стал подталкивать к волхву друзей. Когда все были вместе, Нир, превозмогая тошноту и боль, вытянул руки в стороны, широко расставил ноги. Вокруг замелькали светящиеся полосы.
С потолка падали крупные, с кулак, каменья, сыпалась руда. Неподалеку рухнул пласт земли, обнажив струящийся поток лавы. В нем били снопы искр, пахло горелым железом. Чад заполонил залу, дышалось все тяжелее. Кружащих полос становилось больше, они бешено вертелись вокруг кучки живых, свистя и кроша в песок падающие булыжники. В ушах хлопнуло, волхв почувствовал, как его крутит и ломает, бросает из стороны в сторону. Руки наливались свинцом, корчи били тело, но терпел, стараясь выпрямиться еще больше, не обращая внимания на тошноту и рези, молясь - только бы не отключится на полпути, лишь бы не потерять в полете друзей.
Внезапно Авенира ослепило, желудок дернулся в сторону, холодная стена больно ударила в лицо. Тело обожгло ветром, волхв подскочил, но тут же был сбит ледяным дыханием гор. Легкие вгрызались в свежий воздух, голову от холода заломило так, что зажимал изо всех сил, боясь, что взорвется от напора крови. Среди заунывного пения кружащихся в танце ветров слышался треск - видимо, все же кто-то долетел с ним, не выбился из сферы.
Понемногу глаза привыкли. Судя по всему, их забросило на вершину черной горы, самой низкой из всей гряды. В слепящей белизне увидел израненное тело, признал Марха. Не обращая внимания на пронзающую от стужи боль, подполз к сабельщику. Тот лежал, едва дыша, нога вывернута неестественно, будто у тряпичной куклы. Тарсянин закашлялся и Авенир ужаснулся - комочки крови обагрили рот, шею, тянулись скользкими нитями и тут же застывали на холодной коже. Побледневший и изуродованный, сабельщик все же нашел силы улыбнутся:
- Ну что, рекрут? Заварили кашу? Освободить... народ... Это честь. Не этого хотелось, ну и...
Волхв, стер замерзшие слезы, вздохнул. Ног и рук уже не чувствовал, внутри все стыло и он, как мог в этой ледяной гробнице, наслаждался свежестью и чистотой:
- Это еще не все, Марх. Мы сделали, что могли. Пусть даже кто-то другой дойдет до обетованного Царства. Главное, что шли в своем предназначении, очистили путь. Даст Высший, выкарабкаемся. Ты только держись, еще не...
Последние слова чаровника потонули в ревущем снежном вихре.
ЭПИЛОГ
Калит поморщился. Через решетку в его келью скользнул первый солнечный луч, назойливо будя пожилого монаха. Старец степенно встал, скрутил спальную рогожу. Неторопливо подошел к медному тазу, почерпнул холодной воды и с удовольствием разбил это небольшое озерцо в ладонях о морщинистое лицо. Фыркнул, - к Высшему стоит умытым приходить, подготовленным. Тут же горестно вздохнул - спросонья преступил заповедь радоваться солнцу.
«Да буде милостив ко мне, грешному».
Опустившись на молельный коврик, вознес склады - сначала о пробуждении, потом хвалебные, дошел до плотяных. Накинул на робу куцый полушубок и отправился во двор намазывать сани. Заглянул по дороге в келью послушника. Молодой монах спал, сжавшись в комок на драной подстилке, дрожал от холода. Старец вздохнул - самому-то далеко до освящения, а малец еще только начал подвизаться. Напустил на себя грозный вид, толкнул клюкой в бок: