Тулай, словно тень, невесть откуда возник перед путниками, почтительно шепнул:
- По указу хана, победители будут вознаграждены. Вас проводят в отдельные шатры, где окажут наивысшие почести.
Скулы Марха дернулись, в голосе чувствовалась сталь:
- Если мы обрели у великого хана благоволение, то хотели бы не разлучаться.
- Воля хана неизменна. Отказ от дара оскорбит повелителя. Если желаете, в шатры будут приведены юноши.
Тарсянин опешил, лицо посветлело и сжатые губы растянуло в едва заметной улыбке:
- Нет, спасибо... Э-э-э, мы предпочитаем не отходить от законов Бадучены. Ну, там плодородие, разрешенный союз, э-э-э, юношей не надо. Подчиняемся воле кагана и Хунея.
Слуга поклонился и исчез среди пировавших. Авенир придвинулся к тарсянину:
- Чего ему надо?
- Хан оказывает милость. Будем сегодня в разных шатрах, со всеми почестями. Ну, там - питие, еда, кальян, развлечения, девушки - сам слышал.
На лице юноши скользнула нервная улыбка:
- Так это же хорошо. А что ты так напрягся?
- Подобное дружелюбие может оказаться западней. Напоят, снасильничают и убьют, пока дрыхнем - чтоб задаром воинов не терять. А ритуальная битва скорей всего лишь проверка. Если ты силен, значит я - еще сильнее. Значит - Марх окинул взглядом пиршество, - лучше нас убить быстро и без ущерба для стана. Или яд подсыпят, или шатер подожгут. А могут и на копьях вознести. Вот тебе и дружеская борьба между братишками.
Он откинулся на лежбище и осушил пиалу:
- Отдыхай, Нир. Это может быть наша последняя ночь. Бери от наложницы все, что сможешь.
- Тебе хорошо, а у меня все кости переломаны, брать больно.
Юноша оставил Марха и молча потрусил в шатер. Проходя, кинул взгляд на плетень. Муравит посапывал, три пары лап поджал под себя, глаза-бусины подернулись полупрозрачной пленкой. «Ты уж извини, сделал, что мог» - Авениру до боли было жалко существо. Себя тоже, а еще - страшно. Что там, после смерти? Без роду, племени, к какому он пойдет богу? Но, может, пожалует Фортуний?
Пока следовал за проводником, руки неумело вправляли кости, внутри что-то щелкало, юноша всхлипывал, но лечил. Если не убьют, все срастется быстро, по правилам, ни одна кость не изогнется. Если б умел ладно знахарить, сейчас бы уже ничего не болело. Тропка уткнулась в покрытый лисой шатер. Парень присвистнул. Это сколько же понадобилось шкур? Богато, и впрямь как для гостя. В сердце затеплилась надежда - может и не убьют?
Внутри тускло горели две плошки с жиром, почерневшая смола застыла на деревянных шестах. Надушено корицей, алоем и смирною, ароматы забивают нос, глаза с непривычки слезятся. Проводник поклонился и исчез в темноте степи. Авенир прохромал до подушек и свалился. Ребра болели, плечо опухло и горело, как слюна клеврета. Кожей ощутил волнение тягучего, аки мед, воздуха, но остался неподвижен - что толку дергаться?
Из тени шатра появилась облаченная в алую накидку девушка.
- Отдыхай, мой господин. Я Фатира, подарок великого кагана. Любое твое желание для меня закон.
Дыхание перехватило. С замиранием сердца парень разглядывал смуглокожую молодицу. Высокая, ноги в кожаных сандалиях, овязывающих до колена. Пояс, увенчанный золотыми цепочками и монетками, округлая чаша живота с маленькой ложбинкой над пупком. Небольшие, острые груди, стройные руки. Лицо худощавое, овальный подбородок, пухленькие, поджатые губы. Пряди волос спадали на лоб, а зеленые, глубокие как озеро глаза, то устремляли свой взор на юношу, то стыдливо смотрели в земляной пол.
- Ты... ты очень красива, Фатира. Я еще не видел такой стройной и статной девицы.
Наложница вспыхнула, на щеках заиграл румянец.
- Подай мне чашу с маисовым настоем. Растолки алоэ и добавь в пиалу. Нужно наложить повязки со снадобьем на плечо и бок.
- Повинуюсь, господин. Я добавлю тагорский порошок и мумие, чтобы приглушить боль.
Девушка приготовила мазь и натерла опухшие места.
- Через неделю о боли даже не вспомнишь.
- Откуда ты знаешь искусство целительства?
- Нас многому учат.
- Нас?
- Да. Каганат отбирает девушек из полона для заботы о раненых воинах, гостях, в качестве живого подарка князьям. Мы учимся всему - кухне, разговорам, музыке, целительству... любовному искусству.
- Но ты не похожа на хуннку, и я не встречал таких как ты в этих землях.
Фатира горделиво задрала носик:
- В ханском гареме есть девушки для гостей разных рас и культур. Меня привели к тебе по цвету глаз. Боги соделали мир таким, что глаза выдают род, племя. Некоторые волхвы даже могут проречь о семье. Девушек своей культуры хунны не отдают в гарем - они соблюдают чистоту рода, также как и знатные мужчины во время набегов, и сам великий каган. А для гарема хватает «дани» с поселений. Я - дочь Турманских земель.