***
Полет мыслей от второго дня, десяти энамбелов, двести шестьдесят седьмого вита.
- В каждой истории заложен тайный смысл. Всё, что мы видим и переживаем, послано богами. Если научиться узнавать знаки судьбы, чувствовать их смысл и использовать правильно, можно стать вестником Великой воли.
- Чьей?
- Тех богов, чьи посылы мы вмещаем в сердце.
- А если нет богов?
- Возможно ли такое? Как иначе мог быть явлен столь прекрасный мир... и ужасная дисгармония в нем? Ведь это боги враждуют один с другим, являя волю через вестников и стараясь переломить ход земной истории в свою пользу. Сами они... наверное, слишком ленивы или умны, чтобы выходить на открытую войну друг с другом. Для каждого бога раздор мира - лишь игра в военные шашки. Мы тоже ведь не задумываемся, что фигурки на игральной доске могут быть живыми, все чувствовать и переживать. Считаем, что они - лишь выточенная мастером мёртвая кость.
- А кто тогда мы? Зачем мы созданы - так гармонично начинаем и так печально заканчиваем этот переход в иное царство?
Гармония и война внутри - это две части целого. Земная природа повторяет эту круговерть всюду - день и ночь, рождение и смерть, холод и жара...
- Но есть ли что-то свыше этой непрестанной чехарды?
Авенир Мес’о Дитроу.
***
Второй год службы подошёл к концу. Юнцы превратились в неплохих воинов, сносно бились на мечах, изучили военную стратегию и по вечерам патрулировали Глинтлей, следя за порядком. Муштроваться осталось три года - после этого они смогут служить десяти и пятидесятиначальниками, стать помощниками имперских телохранителей, сопровождать торговые караваны, ведать имперской стражей.
Рихон плеснул в лицо ледяной воды из нефритовой, с серебряными пластинками, умывальни. До конца смены оставалось еще два часа и спать хотелось ужасно.
Свет факелов обнажил разговаривающую троицу, расположившуюся у главных ворот. На приблизивщихся патрульных никто не обращал внимания.
- Городская стража, - представился Авенир, - что вы здесь делаете? По уставу Глинтлея ночью запрещено ходить под городскими стенами.
Один из мирян, грузный кеттин, в кожаных доспехах на голое тело, смерил их недружелюбным взором, с презрением разлепил толстые коричневые губы:
- Слышь, Эгит - господа дорогие хотят знать, по какому делу ты здесь околачиваешься? Не соблаговолишь ли дать ответ?
Второй - хлипкий смуглый азотянин - улыбнулся, обнажив щербину в верхнем ряде крупных, похожих на жемчужины, зубов.
- Как скажешь, Кабул, - Эгит развернулся к стражникам, - понимаете ли, кошка у нас живет дома, а так как мы не смогли ее накормить, ведь мяса не осталось - вот и пошли мы, господа за мясом-то на рынок. А базарчик местный, ой батюшки, закрыт, не работает теперича - час поздний. А стена, тут же голуби, птицы всякие и крысочки бегают. Вот и хотим живности прибить, чтобы и зверушечку покормить - да и самим на супчик оставить. Крысочки - это ж наивкуснейшее мясо, не то, что в тавернах. Ой, господа, никто ж не знает, какую скотину ихние повара жарят - больную, старую, или не дай-то батюшка, мертвечинину ложать...
- Ерунду какую-то несут, - Рихон повернулся к Авениру, принялся нашёптывать - надо их в темницу, да доспросить - кажется мне, что они соглядатайствуют. Да и впрок им будет, чтобы Глинтлейский закон знали.
Обернулся к смуглому, грубо прикрикнул:
- Прекрати брехать. Все живо в советню, узнаем, за какими это вы крыска...
Парень зашатался и упал навзничь. Авенир обернулся, инстинктивно вжал голову в плечи. Щеку обожгло. Нескольких секунд хватило, чтобы оценить происходящее. Пока они слушали треплю азотянина, третий бродяга, хунн, незаметно обошел патрульных и вырубил Рихона. Трое окружили Авенира - явно не уличные оборванцы.
- Ну что, господин хороший, - крупный злобно ухмылялся, - говорим же, за крысами охотимся. Такими, как ты.
Молодой воин посмотрел на лежащего соратника. Кровь побежала по жилам, мышцы инстинктивно напряглись. В висках застучало, юноша ощутил, как гнев затмевает разум, притупляет мысль. Как смели они напасть на имперский патруль?
Услышал воинственный клич и удивленно понял, что сам кричит.
Авенир уклонился от стремительно летящего пернача, мгновенно развернулся и, что есть силы, саданул кулаком кеттину в ухо. Другой бродяга, хунн уже достал оружие и в одной руке держал такой же небольшой пернач - другая сжимала изогнутый черный клинок. Нир сделал ложный выпад мечом, захватил запястье врага, резко вывернул, выбив клинок из руки. Хунн не растерялся и саданул кулаком в лицо. Раздался хруст. Очухавшийся к этому времени кеттин схватил юношу.