– Кто же? – разом спросили и Сент-Дельфин, и наша юная героиня.
– Некто пан Рейтан, депутат из Новогрудка, хотя немец по происхождению, однако в такой мере ополячившийся, что стал едва ли не более поляк, чем многие из народных ляхитов, старинных шляхтичей, производивших свой род от Пястов.
– Любопытно, любопытно, – заинтересовалась Сент-Дельфин.
– Едва открылся сейм, – продолжала Рошшуар, – как Рейтан восстал против Понинского, королевской руки, которого он лично ненавидел, а теперь смотрел на него, как на главу противной партии, действующей на гибель Польши. Рейтан, опираясь на королевские универсалы, говорил, что сейм должен действовать независимо от конфедерации, которая вовсе не может иметь места в тех обстоятельствах, в каких находилась тогда Польша. Рейтана поддерживали и другие депутаты Литвы. Раздражительные споры продолжались до самого вечера.
– И ничего из этого не вышло? – пожала плечами Сент-Дельфин.
– Нет, вышло, – с улыбкой отвечала Рошшуар. – Наутро же, двадцатого апреля, зала собрания окружена была королевскими войсками.
– Ого! Это свобода прений! – презрительно кинула Сент-Дельфин.
– Этого надо было ожидать.
– Что же герой Рейтан? – спросила Сент-Дельфин.
– Вошел Рейтан. Явились и депутаты конфедерации.
«Признает ли пан Рейтан пана Понинского маршалом?» – спросил депутат.
«Нет!» – отрезал Рейтан.
– Так как не только дом собрания, – продолжала Рошшуар, – был окружен солдатами, но военные мундиры красовались и в зале, что было противно правам конституционного сейма, то Рейтан воскликнул:
«Именем закона я требую удаления из залы военной силы! Требую и настаиваю!»
Голос Рейтана напрасно звучал на все собрание…
– Трусы! – презрительно повела плечами Сент-Дельфин.
– Перед окончанием заседания, – продолжала Рошшуар, – Рейтан встал в дверях и громко провозгласил:
«Я депутат великого княжества литовского знать не хочу конфедерации и скорее пожертвую своею жизнью, чем признаю законными ее решения!»
– Милый, милый! – прошептала Елена.
– И что ж? – спросила Сент-Дельфин.
– Явился другой герой, – отвечала Рошшуар. – Это был юноша, почти ребенок, по фамилии Корсак.
«Я – депутат города Минска! – выступил юноша. – Престарелый отец мой, глубокочтимый пан Корсак, провожая меня сюда на сейм, сказал: „Сын мой! Я посылаю с тобой в Варшаву моих старых слуг. Я им приказываю принести ко мне твою голову, если ты не будешь всеми силами бороться против того, что будет предпринято во вред твоей отчизне!”»
– О mon Dieu! Какой юноша! – в страстном волнении воскликнула Сент-Дельфин.
– Милый, милый! – По щекам Елены текли слезы.
– Дальше, дальше, сестра! – просила Сент-Дельфин.
– Подняв гордо голову, – продолжала Рошшуар, – Рейтан говорил: «Мои владения отошли к России… Что ж! Я охотно отдаю неприятелям все мои имения, деньги, мебель, даже последнюю рухлядь, и готов жертвовать жизнью, если нужна будет эта жертва».
– Нет, Польша не погибнет, если у нее есть такие юноши!.. – с силой произнесла Сент-Дельфин. – Кукушка права, что она куковала без конца.
По раскрасневшемуся личику Елены текли слезы все обильнее и обильнее.
– И что же! – гордо сказала Рошшуар. – Этот герой-юноша, подойдя к Штакельбергу и подавая ему опись и оценку имений как недвижимых, так и движимых, сказал: «Вот все, генерал, что я могу принести в жертву… Вы властны также располагать моею жизнью… Но на земле нет человека настолько богатого, чтобы подкупить, и настолько могущественного, чтобы устрашить меня!..»
Елена потеряла способность самообладания. Она с плачем бросилась к Рошшуар и целовала ее руки, лицо, четки.
Сент-Дельфин, необыкновенно подвижная и порывистая и в которой чувства переходили из одной крайности в другую, теперь окончательно развеселилась.