– Он блондин, – говорила она потом своим подружкам, – высокого роста, похож на свою мать, которая очень хороша, но он слишком серьезен, и что-то в нем есть немецкое.
– Да, бельгийцы и фламандцы те же чопорные немцы, – заметила бойкая Шуазель.
«Вы можете предать моего мужа вашему гневу, принцесса, – писала потом из Брюсселя мать принца Шарля принцессе де Линь-Люксембург, – вы можете этот гнев приуготовить к его приезду, который непременно последует сегодня или завтра, и я неслыханно рада, что дело скоро кончится».
Еще бы не радоваться! Золотая лисичка из Польши уже попала во фламандские тенета.
Увидел «вельможную панну» и принц де Линь-отец. У придворного говоруна и шаркуна закружилась голова при виде прелестной будущей своей невестки, которая не пренебрегала ничем, чтобы понравиться будущему свекру, инстинктом врожденной кокетки чувствуя, что они будут симпатизировать друг другу и что со свекром будет веселей, чем с мужем.
Оно так и вышло впоследствии: молоденьким девушкам чаще нравятся пожилые мужчины, чем зеленые юнцы, закон контрастов.
Елена, у которой не было семьи в Париже, решила, чтобы бракосочетание ее к величайшей радости и пансионерок совершено было в капелле аббатства о-Буа. Князь-епископ сделал своей племяннице свадебный подарок в 100 тысяч ефимков: «вельможная панна» получила в приданое местечко Могиляны с землями, с замком и богатою деревенскою усадьбою, два дворца (палацы) в Кракове и дворец в Варшаве. Князь Радзивилл должен был Масальским 1 200 090 польских флоринов, наследство матери Елены, урожденной княжны Радзивилл. Князь-епископ обязался гарантировать племяннице со дня ее замужества чистый доход в размере 60 тысяч фунтов, выдаваемых в Париже, и выплачивать за все время пребывания молодых в этом городе.
Царское приданое! Только Польша, ходившая когда-то в пурпуре, способна была на это.
Со своей стороны принц де Линь обязался дать своему сыну в день бракосочетания 30 тысяч ливров годового дохода, сверх того дать молодым два дома в Брюсселе, в Bel-Oeil и квартиру в Вене в одном из своих дворцов или замков. Наконец, если по истечении четырех лет юная чета будет иметь детей, то принц обязывался все это удвоить.
Подарков «вельможная панна» при брачном торжестве получила великое множество. Принцы де Линь поднесли ей брачную корзину от знаменитого тогда Леонара. Кружева, выписанные из Брюсселя и Милана, представляли невиданный шедевр. Другие драгоценности для подарков, фамильные брильянты и знаменитые ожерелья взяты были самою Еленою у не менее знаменитых в то время ювелиров Бариера и Дрей. Она подарила по драгоценной игрушке каждой из своих подружек по «красному» классу и предложила великолепное угощение с мороженым от имени князя-епископа всем вообще воспитанницам аббатства, а маленьким «голубым», сверх того – по мешочку конфет.
Брачный контракт был подписан в Версале «их величествами» и королевскою фамилией 25 июля 1779 господин Бракосочетание состоялось 29 июля в аббатстве о-Буа.
«Вельможная панна» перестала быть «панной», а уже – «вельможная пани». Но для нас, пишущих романы, закон не писан; для нас закон – творчество, вымысел в пределах исторической правды, и потому для нас «вельможная панна» навсегда останется «панной».
Нечего говорить, что и скромная бонна Елены, девица Батильда Тутвуа, принимала участие в празднестве и присутствовала при бракосочетании молоденькой польки. Она и наряжала к венцу свою юную госпожу во все лучшее. Бедная девушка от радости совсем потеряла голову, так что забыла даже о своих «кокардах» с галунами, украшавших ее, и сошла в приемную в свите невесты, скромно прячась в глубине залы. Но принц Шарль заметил ее и, подойдя к ней, незаметно всунул ей в руку свой брачный подарок: это была пожизненная рента в 600 ливров ежегодно, и Елена была глубоко тронута этим вниманием.
– Я с улыбкой поблагодарила за это Шарля, – говорила она подружкам, – и пожатием руки, первым, на которое я дала согласие.
– А я бы подарила его поцелуем, – говорила шалунья Шуазель, – он такой хорошенький.
– Еще бы, во сто раз красивее того старого урода, графа д'Аво, за которого отдали бедненькую Бурбон, – заметила одна из Конфлян.
– Во сто! В тысячу раз красивее старого д'Аво! – утверждала Шуазель.
Невесту проводили из аббатства в отель дядя и маркиза Велепольская, которая была посаженой матерью Елены. Герцогиня Шуазель, герцогиня Мортмар, герцогиня Шатильон, герцогиня Ля-Вальер и много других знатных дам присутствовали при церемонии. Юная полька, «обворожительно (даже adorablement, как говорит ее историограф), обворожительно прекрасная в своем туалете невесты, положительно очаровала всех».