Потемкин, достаточно присмотревшийся к нему за время нахождения блестящего свекра Елены в русской армии, сообщая о нем Екатерине, говорит: «Принц де Линь как ветряная мельница: у него я то Терцет, то Ахиллес».
А императрица Екатерина, характеризуя императора Иосифа II, так отзывается и об императоре и о принце де Лине: «Все вижу и слышу, хотя не бегаю, как император. Он много читал и имеет сведения, но, будучи строг против самого себя, требует от всех неутомимости и невозможного совершенства; не знает русской пословицы: мешать дело с бездельем; двух бунтов был причиною. Тяжел в разговорах. Prince de Ligne, cachant sous sa frivolite le philosophe plus profont et ayant le coup d'oeil juste, его перевертывает».
Глава девятнадцатая. К «новой жизни»
Принц де Линь не шутил, говоря своему сыну, что они должны отправиться в Польшу искать l 'indigenat, права считаться польскими туземцами, чтоб участвовать в выборах королей и самим попасть в короли Речи Посполитой. Этого требовали интересы его семейства. Принц Шарль, женившись на вельможной польке, в приданое за нею получил вместо наличных денег ценные бумаги, которые, как он надеялся, русский двор должен будет обратить в деньга.
Но это был только предлог, отвод глаз. Цель была политическая, что и обнаружится впоследствии. На отвод глаз и употребляли принца де Линя, который был мастер заговаривать зубы…
И вот в июне 1780 года оба принца отправились через Вену (непременно через Вену, чтоб там пошептаться с кем следует…), через Прагу, Берлин (тут надо было заговорить зубы), Петербург (тут окончательно перешептаться), через Варшаву, Краков, где у принца были дела, на Могиляны, имение Елены, а оттуда во Львов и Брюнн, «где я был влюблен», – прибавляет принц-повеса.
«Я, – говорит он в одном из бесчисленных своих писаний, – забыл сказать, что в Париже, в улице Бурбон, у герцогини Полиньяк (в нее-то и был влюблен повеса), которая отправлялась в Брюнн родить и у которой я обедал вместе с королевой, я обещал к ней приехать на возвратном пути, через шесть месяцев, в тот самый час, в который с нею расстался».
Сумма, за получением которой принц де Линь ехал в Петербург и на которую имела право Елена, как владетельница конфискованных Россиею ее имений в Польше, составляла 400 тысяч рублей. Но это был только благовидный предлог, под которым скрывалась политическая цель устроить союз Австрии с Россией, для чего Екатерина и имела уже свидание с Иосифом II в Могилеве. Из Вены принц де Линь и вез в Петербург необходимые инструкции.
По пути из Вены в Петербург оба принца, отец и сын, заехали в Берлин («заговорить зубы» прусскому королю), где и были очень любезно приняты Фридрихом II. Увидев принца Шарля, король удивился, что он такой уже большой.
– Да он уже, ваше величество, с год как женат, – сказал принц де Линь.
– Смею ли узнать, на ком? – спросил Фридрих.
– На польке, на княжне Масальской.
– Как! На Масальской!.. Да знаете ли вы, что сделала ее бабушка?
– Нет, ваше величество, – отвечал принц Шарль.
– Она открыла огонь по батареям Данцига, когда осаждали этот город. Она стреляла и приказывала стрелять, и защищалась в то время, когда ее отряд, потеряв голову, только и думал о том, чтоб сдаться.
– Какой ее отряд, ваше величество? – спросил принц де Линь.
– Отряд ее мужа.
– Я узнаю польку! – воскликнул принц де Линь. – Впрочем, женщин совсем нельзя понять, сильны и слабы в одно и то же время, скромные и хитрые, они способны на все – и на великое и на низкое.
Однажды, в разговоре с королем, когда бесконечные разглагольствования Фридриха надоели принцу де Линю, он с умыслом схватил томик Вергилия.
– Какой великий поэт, sire, и какой плохой садовник, – сказал он, чтоб отвлечь короля от скучного разговора.
– Кому вы это говорите! – воскликнул Фридрих. – Не я ли хотел сажать, сеять, пахать, мотыжить с «Георгиками» в руках!
– Что же, sire, удалось?
Король махнул рукой и засмеялся.
– «Но, мосье, – сказал мне садовник, который не узнал меня, – вы – дурак, и книга ваша – дурацкая! Разве так работают?» Это я-то дурак!
Принц де Линь на лице своем плутовато выразил, что перед ним – величайший гений.
– А, мой бог! – продолжал Фридрих. – Какой здесь климат!.. Верите ли, Бог и солнце отказывают мне во всем. Видите мои бедные померанцы, мои оливы, мои лимонные деревья? Все это умирает от голода.
– А лавры, которые густо осеняют вас здесь?
Фридрих подарил льстеца невыразимой гримасой, которая означала очаровательную улыбку.