***
- Я хочу попробовать.
Ясность ее образа теряется в рассеянных лучах солнца. Окруженная ореолом света и спрятанная в тени самой себя, Фиолин выглядит так, будто всего лишь снится Кирку на рассвете за мгновение до того, как солнце коснется его окна.
Тонкими пальцами она протягивала ему пожелтевший лист, вырванный из книги, которую она читала по вечерам вслух то на влажных досках у маяка, то на огромных валунах на берегу моря, подставляя босые ноги ледяным и ласковым волнам. Больше, чем изящного текста, написанного старинным шрифтом, на странице было рисунков. Кто-то угольком заполнял пустые места на широких полях чайками, облаками и величественным парусниками.
- Что это? - спросил он, рассматривая стихи на ирландском, таком знакомом и одновременно чужом, языке. Он смотрел в текст и испытывал странное чувство, как будто видел знакомые слова, но привычный смысл их исчезал, а истинный, заложенный автором, все время ускользал и хитро подмигивал с уголка страницы.
- Я нашла их в конце книги, - сказала Фиолин, касаясь крыши маяка. Они стояли на самом верху, у огромного красного фонаря, который уже много лет некому было зажигать. - Они были уже вырваны и лежали в конверте вместе с письмом. Там было написано, что все страницы, которые я там нашла, это заклинания к некоторым легендам. Достаточно один раз правильно прочитать стихи и легенда воплотится в жизнь, - она вдруг резко развернулась к нему, отбрасывая за спину короткую косу, и положила руки на его плечи. - Кирк. Я хочу стать чайкой.
Мир вдруг замер. Кирк не ощущал ветра, играющего в волосах, и крика чаев внизу. Перед ним были только глубокие голубые глаза и упрямо сжатые бледные губы. Фиолин, не моргая, не сводила с него взгляда, терпеливо ожидая ответа. А Кирк вдруг забыл, как нужно разговаривать, потерял дар речи и способность улавливать собственные мысли, рекой потекшие в его сознании, такие отчаянно быстрые и неуловимые.
Шуршала страница в его руках. Тонкие пряди волос касались его лица. Пальцы впивались в его плечи. Кричали чайки.
Кричали чайки, и шумело море, а в голове у Кирка словно кто-то перекрыл все мысли дамбой.
- Кирк.
Напряженный голос, почти звенящий. Она убрала руки медленно, оставаясь все так же близко, в полушаге.
- Фиолин.
Шепотом, едва слышно и с трепетом, как рассказывают дорогую сердцу тайну. Не смея прикасаться к ней и чувствуя непреодолимое желание увидеть ее улыбку.
- Скажи что-нибудь, Кирк, - он чувствовал себя героем бульварного романа и точно поспешил бы сбежать отсюда подальше, если бы его героиня была похожа на описываемых в романах нежных девушек. Нет, Фиолин была особенной. Сильной. Возможно, в десятки раз сильнее его.
А у Кирка колени подгибались, стоило только представить мысленно столько недавно обретенную подругу чайкой.
- Но вдруг у тебя не получится?
- Я не узнаю, пока не попробую, - упрямо произнесла она, подставляя лицо бледному солнцу.
Немыслимо, хотелось закричать Кирку. Мы живем не в сказке, где люди становятся птицами, хотелось сказать ему. Ты ведешь себя эгоистично, так сильно он хотел сказать это ей. И молчал, понимая, что ничего не изменит своими словами.
- Ты уверена, что подумала хорошо? - конечно, она уверена. Фиолин была удивительной девушкой, готовой броситься в любое приключение. И рядом с ней Кирк чувствовал, будто в их истории обычное течение сказки переворачивается с ног на голову. Если бы они были бы в сказке про принцессу, запертую в башне, то с драконом сражалась бы Фиолин. Если бы кто-то из них был спящей красавицей, то Кирк, и Фиолин разбудила бы его поцелуем.
Она кивнула головой. Солнце, светившее на странно ясном для этого берега небе, плясало бликами на ее светлой коже.
- Прекрати спрашивать меня об этом, Кирк, - в первый раз в ее голосе послышалось раздражение. Она вдруг стала обычным человеком на мгновение. Обычной девушкой с ничем непримечательными растрепанными волосами пыльного оттенка и морщинками вокруг глаз. А потом в ее взгляд снова вернулась легкая поволока мечты, опуская тени густых ресниц на щеки. - С самого детства я наблюдаю за птицами. Здесь мало развлечений для маленькой девочки, кроме стирки и уборки. Когда мне было пять, умерла моя мама, и отец сочинил легенду о том, что она стала птицей. С тех пор я искала ее среди сотни этих чаек, играя с ними, и верила, так верила. Моя детское сердце желало, чтобы одной из этих чаек была моя мама. И она была, потому что детские мечты - это всегда реальность.