Протопали по коридору босые пятки, скрипнула дверь.
– Ты проснулся? – заглянула Катька. – Ага, проснулся. Доброе утро. Подвинься.
Она прыгнула на кровать и ввинтилась под одеяло.
– У тебя ноги леденючие! – сказал Данька недовольно.
– А вот сейчас об тебя согрею!
– Прекрати, жабёха! – мальчик завертелся, уклоняясь от холодных пяток.
– Мама ещё спит, – пожаловалась сестра. – Первый раз в жизни встала раньше. С ней всё в порядке?
– Не знаю, Кать. Не уверен.
– Ты сваришь мне кашу? И чай? С молоком?
– Конечно. Но сначала ты умоешься и оденешься. Завтракать в пижаме – барство. И зубы не забудь почистить.
– Ты зануда.
– А ты вредина.
– Занудой быть хуже.
– Умываться иди.
Катька со вздохом вылезла из-под одеяла и пошлёпала босыми ногами в ванную.
– И тапки надень! Простудишься!
Сестра скорчила рожу и показала язык.
***
– У мамы каша вкуснее.
– Я знаю. Ешь.
– Она с комочками!
– Комочки безвредные.
– Но противные!
– Не ешь комочки, ешь кашу.
– Они попадаются!
– Выплёвывай.
– Плеваться – некультурно!
– Тогда не ешь. Ходи голодная.
– Когда мама встанет?
– Не знаю. Не буди её. Пусть отдохнёт.
Накормив сестру, Данька подошёл к родительской спальне, постоял немного, решился и тихо поскрёбся в дверь. Послушал – тихо. Осторожно повернул ручку, толкнул – не заперто.
Сначала подумал, что мама спит, но она повернула голову на подушке. Лицо её в полумраке плотно зашторенных окон казалось белее простыни. Глаза ввалились, губы – бесцветная тонкая нитка, на лбу испарина.
– Как ты, мам?
– Плохо, Дань. Почти не спала. Голова очень болит.
– Что-то сделать для тебя? Чаю? Поесть? Я кашу сварил. Правда, она немного с комочками вышла, но Катька всё-таки съела, хотя и капризила.
– Помешивать надо, пока варится. Нет, я не хочу есть, а вода у меня есть. Вызови лучше врача. Номер в книжке, рядом с телефоном, на букву «М», «медицина». Видимо, это то самое.
– То же, что у папы?
– Да. Очень похоже. Может, в больнице с ним встретимся.
– Мам, это же я виноват? Да?
– Почему, Дань?
– Я последний, кто приехал из столицы. Это я привёз заразу в город. Из-за меня заболел папа, и друзья, и их родители, и ты…
– Глупости, Дань. Даже если и ты – твоей вины в этом нет. Кроме того, всё равно кто-нибудь завёз бы. Папа, вон, на кордоне общался с беженцами, мог и там подхватить. Я думаю, в конце концов все переболеют, очень гадкая зараза.
– Прости меня, мам.
– Не за что, Дань. Позаботься о сестре, пока нас с папой не выпишут, ладно? И кашу помешивай, пока варится. Постоянно.
– Конечно.
В регистратуре поликлиники никто не брал трубку. В «скорой» было занято, в больнице механический голос ответил: «Линия повреждена».
– Что с мамой? – переживала Катька.
– Заболела, Катюх.
– Как папа?
– Да, как папа.
– Её заберут в больницу? А как же мы?
– Придётся тебе меня слушаться.
– Это будет просто кошмар! Ты ужасный зануда.
– Потерпишь. Придётся мне съездить в поликлинику, там трубку не берут. Надо вызвать врача на дом. Пусть он посмотрит маму и напишет направление в больницу.
– Я с тобой!
– Может, лучше с мамой посидишь? Вдруг ей что-то понадобится?
– Нет! Я с тобой! Мне тут стало как-то неуютно. И страшно…
– Трусиха.
– Не всем же быть паладинами? Я хилер, моё место – за твоей спиной!
– На моей шее твоё место… – проворчал Данька. – Ладно, поехали.
– Мам, дозвониться никуда не могу, мы с Катькой на великах в поликлинику сгоняем, ладно?
Мама только слабо кивнула в ответ, даже глаза не открыла.
***
На дверях поликлиники приклеен листок. На нём от руки написано: «Приём граждан временно прекращён. По вопросам госпитализации обращайтесь в первую городскую больницу».
– Заболели все врачи, детки! – сказала сидящая рядом на лавочке старушка в пёстром платочке. – Пришла я сегодня – дверь закрывают. Спрашиваю: «А когда ж теперь на приём приходить? У меня на сегодня запись была…» А мне в ответ: «Не знаем, бабуля, принимать больше некому. Все врачи в больнице – кто лечит, кто сам лечится, а кто и отмучился уже». Сижу вот теперь.
– А что же сидите тогда? – спросила Катя.