– Одни, – соврал мальчик, – родителей в больницу забрали вчера.
– Еда есть у вас?
– Есть ещё. Вас покормить?
– Нет, что ты, – рассмеялся солдат, – нас кормят. Я к тому, что из дома без нужды не выходите. Пока есть продукты – ешьте их. Да и магазины закрыты. И в дом никого не пускайте. Особенно таких…
Он неопределённо махнул рукой в сторону улицы, имея в виду, видимо, застреленного.
– А почему вы его убили? – спросила Катька.
– Прости, девочка, это, конечно, не то, на что стоит смотреть детям. Но иначе он бы сам кого-нибудь убил. Они ничего не соображают и очень агрессивные. Рубула-психоз. Видели, глаза какие? Это от внутричерепного давления. Врачи говорят, мозг разрушен воспалением.
– И их нельзя вылечить?
– Лекарство так и не придумали. Да и некому лечить – медиков почти не осталось. Так что ещё раз извините, что вам пришлось на это смотреть, но по-другому никак. В общем, сидите дома. Я запишу, что тут есть живые. Завтра заеду проверить, как вы. Может, продуктов подброшу. У нас есть запас гуманитарки для населения, да вот только населения почти не осталось…
– Это везде так, или только у нас? – спросил Данька.
– Везде, пацан. Везде…
Солдат вздохнул, с видимой неохотой натянул противогаз, накинул капюшон ОЗК и пошёл к машине. Вскоре грузовик уехал вдоль по улице и скрылся за поворотом.
***
На обед Данька разогрел позавчерашний суп – мама наварила большую кастрюлю и оставила в холодильнике. На этом запас готовой еды закончился, дальше придётся готовить. Но есть крупы, картошка, консервы, замороженные овощи и курица – на несколько дней хватит.
Мама лежала и ни на что не реагировала, хотя, кажется, была в сознании. Она лишь слабо пожала Данькину руку, когда он взялся за её сухую горячую кисть. Температура оставалась высокой, но что с этим делать, мальчик не знал.
Катька к маме в комнату заходить отказывается:
– Не хочу видеть её такой. Мне страшно, что она умрёт, а я это увижу. Пусть лучше без меня.
– Может, и не умрёт, что ты сразу.
– Прости, я просто не могу.
Включил телевизор, надеясь, что там скажут что-то полезное. Например, что учёные изобрели лекарство и уже сегодня начнут его раздавать всем желающим. Одна таблетка – и человек здоров!
Работает только один канал. Усталый диктор зачитывает по бумажке какую-то официальную ерунду: «…Чрезвычайное положение. Комитет национального спасения… Особые полномочия… Подчиняйтесь распоряжениям военных…» Что делать, если твоя мама горячая как утюг и ни на что не реагирует, он не сказал, и Данька выключил телевизор.
Пошёл в комнату к Катьке, застал её рыдающей. Сел рядом, обнял, прижал к себе. Когда она не то чтобы успокоилась, скорее, устала плакать, – взял первую попавшуюся книжку и стал читать вслух. Оказалась какая-то детская сказка про принцесс и драконов, глупая и слащавая, мама читала её сестре, когда той было года три. Но Катька все равно сказала: «Читай. Я хочу», – и он читал.
В городе периодически раздавались одиночные хлопки выстрелов, и девочка каждый раз вздрагивала всем телом, прижимаясь к брату. Ему очень хотелось сказать: «Успокойся, всё будет хорошо!», но он уже понял, что не будет. Потому что лоб у сестры горячий, она шмыгает носом и морщится от головной боли.
Ближе к вечеру, когда стало темнеть, Катька забылась тревожным сном. Во сне металась, вскрикивала, обильно потела, но не просыпалась. Данька пытался себя убедить, что это хороший признак, что сестра, может быть, перенесёт болезнь в какой-нибудь лёгкой форме. Если, конечно, у неё есть «лёгкая форма». Снова и снова напоминал себе, что не бывает болезней, от которых умирали бы все заболевшие. Во всяком случае, не было до сих пор. Поэтому всегда есть шанс, и не надо отчаиваться, а надо, например, пойти и попробовать сварить кашу без комочков. Вдруг Катька проснётся и захочет есть? Но он никак не мог себя заставить уйти на кухню, а продолжал сидеть на подоконнике и смотреть на улицу. Окна в домах этим вечером не зажигались, но фонари ещё горят, освещая дорогу.
Под фонарём стоит, слегка покачиваясь, высокий мужчина. Судя по нарушенной координации движений и общей бесцельности поведения – больной с рубула-психозом. Или просто очень пьяный. Данька подумал, что сейчас, наверное, многие выжившие пьют, чтобы приглушить ужас происходящего. Если бы он был взрослым, то тоже, может быть, выпил бы. У папы в кабинете есть коньяк.
Потом он увидел, как по улице бежит подросток. Бежит трусцой, мотая опущенной головой, равномерно, прямо, посередине проезжей части, без какой-либо видимой цели. Судя по возрасту, Данька должен бы его знать, они приблизительно ровесники, но лицо опущено вниз и завешено взлохмаченными волосами, а походка странная, узнать не получается.