– Ну, круто же? – сказал Данька в проигрыше и подхватил приятным, чуть хрипловатым голосом:
Может, отправить его в подземелье,И накормить там его карамелью,Чтобы избавить его от похмелья,Этим ранним утром?
– А тема, – согласился Сеня и запел сам:
Может, прочесть ему мемуары,Дав по башке чехлом от гитары,Чтобы ему долго снились кошмары,Этим ранним утром?
– Может, скрестить его с эскимосом? – послышалось от двери звонким, почти детским голосом. Оказывается, Ирка уже вернулась и с интересом наблюдала за происходящим.
Или украсить мощным засосом? – продолжила Василиса.
И закопать его под откосом! – подхватил Сеня.
Этим ранним утром! – спели все хором.
– А вы тут без меня вовсю развлекаетесь, да? – спросила Ирка. – Ну и чёрт с вами. Я зато докрасила очередное епическое полотно. Будете смотреть?
– Конечно будем, Ир, – сказал Данька. – Кстати, это Василиса.
– Привет, Василиса. Ты откуда взялась, такая нормальная?
– С волантера. А я нормальная?
– На фоне нашей компании? Ещё какая. Приятно посмотреть. Девочка-припевочка.
– Быть механиком на волантере теперь норма? Шататься по Мультиверсуму с цыганами – девочковая припевочность?
Василисе отчего-то стало обидно, хотя, если честно, ненормальной она себя вовсе не считала. Может быть, слегка странной, но не более.
– Не обижайся, – примирительно сказала Ирка, – дело не в тебе. Дело в нас. Пойдём, ты поймёшь.
***
Небольшая, но очень светлая комната с окном во всю стену. На столе, стульях, кожаном диване и просто на полу валяются кисти, давленые тюбики с краской и из-под краски, рамки, скомканные наброски и карандашные скетчи, измазанные красками тряпки, пустые чашки и тарелки, просто какой-то мусор. Но всё это теряется на фоне стоящих вдоль стен картин.
Посмотрев на них, Василиса вдруг поняла, что имела в виду Ирина, говоря про ненормальность. Картины были, пожалуй, красивые, техникой рисунка автор владеет, но… Девочка долго ходила и рассматривала их, одну за другой, пытаясь понять, что же не так. Внезапно осознала, что в комнате тишина и все смотрят на неё.
– Что-то случилось, Вась? – спросил Данька.
– Почему ты так решил?
– Ты уже минут десять стоишь, смотришь и молчишь.
– Правда? Не заметила. Пыталась рассмотреть… Не знаю что. Как будто картины нарисованы не на двухмерном холсте, а на чём-то, имеющем объём, и, если заглянуть за верхний слой краски, то там можно увидеть то, что отражается на поверхности. Как будто картина – проекция того, что под ней. Или за ней. А может, и внутри неё. Глупость сказала, да?
– Вот! – торжествующе сказала Ирка. – Обычная девчонка разглядела, а вы?
– Ты что, без очков рисовала? – спросил её Данька.
– Именно! А ты не понял?
Парень снял свои тёмные закрытые окуляры. Под ними оказались невообразимо синие, пронзительно-кобальтовые глаза.
– Да, действительно… – он пристально разглядывал стоящую на мольберте, блестящую свежей краской картину. – Ирка, ты талант. Не знаю только, хорошо ли это.
– А разве талант может быть не хорошим? – спросила Василиса.
– Он может быть небезопасным. Для его носителя.
– Дань, хватит меня опекать! Ты больше не мой куратор! Я самостоятельный корректор! – сердито сказала Ирка.
– Ир, не сердись, – примирительно сказал Даниил. – Но если так пристально смотреть в бездну, то она посмотрит в ответ. А если при этом пытаться рисовать её портреты…
– То что?
– Не знаю. Но меня это немножко пугает. А тебя нет?
– Чуть-чуть, – призналась девушка. – Но оно того стоит.
– Простите, – сказала Василиса, – вы же все корректоры, да?
– Данька и Ирка – да, – сказал Сеня. – А я так, за этой тощей девицей присматриваю. Чтобы её ветром не унесло.
– Сам-то не больно толстый… – огрызнулась Ирка. – А что, ты не любишь корректоров?
– Мне однажды сказали: «Ни в коем случае не связывайся с синеглазыми!» А я, кажется, связалась!
– И кто тебе такое сказал? – спросил Сеня.
– Одна женщина, курьер. Она и сама…
– Аннушка! – хором сказали Данька и Ирка.
– Вы её знаете?
– Я знаю, – сказал Данька. – Она вообще легенда Школы. Единственный корректор, ушедший в свободное плавание. Громко, со скандалом и руганью, по идеологическим соображениям.