Пройдя по этажам, застрелил пятерых и увидел бессчётное количество мёртвых лиц, знакомых и незнакомых. Отца среди них не было, пришлось спускаться в подвал. Там мёртвые тела лежат просто вповалку в коридорах, остро пахнет химией и тленом. Застрелил ещё троих, перезарядился. Чуть не застрелил четвёртого, но тот подал голос:
– Погоди, пацан, не стреляй.
Мужчина с бледным измученным лицом, в халате поверх военной формы, сидит в углу, прислонившись спиной к стене. И халат, и мундир в крови, на голове подсохшая рана, лицо расцарапано.
– Что ты тут делаешь?
– Папу ищу, – сказал Данька равнодушно.
Наличие живого нормального человека сейчас казалось ему досадной помехой, отвлекающей от дела. Застрелить его как-то неловко, а разговаривать… О чём?
– Когда его привезли?
– Позавчера, – ответил мальчик, поразившись, что прошло всего два дня.
Казалось, что этот ужас длится годы.
– Тогда их ещё лечить пытались, – усмехнулся разбитыми губами военный врач, или кто он там. – Про рубула-психоз не сразу поняли.
– А потом?
– Потом пришёл приказ вводить нембутал. При первых признаках психоза. Это вроде снотворного, только в таких дозах от него не просыпаются.
– Вы их просто убивали?
– Да, пацан. Мы их просто убивали. Но потом их стало слишком много, а нас слишком мало, и они начали убивать нас. Говённая история, да?
– Да, – кивнул Данька. – Говённая.
– Твой отец либо в морге – позавчера тел ещё было немного, и их складывали в холодильники, – либо его сожгли. Но лучше бы тебе его не искать, а то нарвёшься, как я. У тебя ещё кто-то остался?
– Нет.
– Хреново. Но не хреновее, чем всем. Я, вот, например, скоро сдохну.
– Мне всё равно, простите.
– Прекрасно тебя понимаю, пацан. Мне, ты удивишься, тоже. Такие уж настали странные времена. Удачи в поисках.
– Счастливо сдохнуть, – вежливо ответил Данька и ушёл.
***
Отца он так и не нашёл. Просто отчаялся, увидев, как завален телами морг. Понял, что не в его силах докопаться до холодильников.
Пошёл обратно в город, расстреляв по дороге два магазина. Психи стали какие-то вялые, не кидаются, а просто бредут навстречу. Некоторые сидят на земле, мотая головой и тихо подвывая. Глаза у них выкачены и налиты кровью, похоже, что они уже ничего не видят. Но Данька всё равно стреляет. Зачем им жить? Незачем. Идёт по улице и стреляет. В людей. И ничего не чувствует при этом, кроме смутного желания приставить пистолет к своей голове. Но ещё не сейчас. Может быть, позже.
Пока дошёл до дома, понял, что стрелять уже не нужно. Психи явно умирают сами. Что бы ни делал с их мозгом вирус, этот процесс подходит к естественному концу. Они лежат и только слабо подёргиваются, а некоторые уже умерли или вот-вот умрут. Но Данька всё равно стреляет. Не из гуманизма. Не для того, чтобы избавить от мучений – просто так. Идёт по улице и стреляет в лежащих людей. Одежда, руки и лицо забрызганы красным, весь мир вокруг пропах порохом и кровью.
В этот момент к нему подъезжает автомобиль. Звук мотора кажется настолько неуместным, что Данька даже не сразу признаёт его реальность.
– Так, пацан, – слышит он злой женский голос, – что за херню ты тут творишь?
За рулём совершенно разбойничьего вида пикапа худая резкая девушка в чёрных очках на резинке. Посмотрев на Даньку, подняла их на лоб, открыв такие же синие, как у него, глаза.
– Значит, это ты.
– Да, – кивает мальчик, – это я во всём виноват.
– Ага, есть такая фигня. Ты точка фокуса. Не то чтобы мне есть до этого дело, я давно уже не корректор, но для всех будет лучше, если я тебя отсюда заберу. Раз уж заехала.
– Там мама и сестра, – зачем-то говорит он, показывая на дом.
– Надо полагать, они умерли.
– Мама убила сестру, я убил маму.
– Вот ведь говна какая. И что, их надо хоронить?
– Не знаю. Наверное.
– Ты как относишься к кремации?
– Моего отца, наверное, сожгли. Но я не знаю точно.
– Этот дом?
– Да.
– Дерево и фанера. Хреново тут у вас строят, но оно и к лучшему. Подай канистру из кузова…
Когда дом запылал, завывая пламенем в лопнувших окнах, девушка сказала:
– Ну что, есть ещё здесь дела? Или уже можно ехать?
– Езжай, – сказал Данька равнодушно.
– Не, пацан, раз уж я извела канистру бензина, я тебя отсюда всё-таки заберу. Может, тут ещё не совсем жопа, кто-то да выживет.
– Я не хочу.
– Да я тебя, в общем, и не спрашиваю. О, кстати, глянь, какая штука!