Мальчик кивнул. Он выпростал руки из-под головы и принялся теребить простыню.
— Ну и хорошо, — кивнул Гамильтон. — Спокойной ночи.
Он наклонился поцеловать сына, но тот заговорил:
— Пап, а дедушка был такой же сильный, как ты? Ну, когда он был твоего возраста, а ты...
- А мне было девять? Ты про это? Да, наверно. Такой же сильный, — сказал Гамильтон.
- Иногда я совсем не помню, какой он был, — признался мальчик. — Не хочу его забывать. Ничего не хочу забывать, понимаешь? Пап?
Гамильтон не сразу нашелся с ответом, и сын продолжил:
— А когда ты был маленький, это было как у тебя со мной? Ты его больше любил, чем меня любишь? Или так же? — Сын выпалил все это на одном дыхании. Он заворочался под простыней и отвел глаза в сторону. Гамильтон все еще не мог найти ответ, и мальчик спросил:
— А дедушка курил? Я помню, у него была трубка, да?
— Перед смертью он начал курить трубку, верно, — кивнул Гамильтон. — Он долго курил сигареты, а когда сильно огорчался из-за чего-то, бросал, но потом менял марку и снова начинал курить. Вот, смотри, — сказал он. — Понюхай-ка мою ладонь.
Мальчик взял его руку в свои, поднес к носу, вдохнул и сказал:
— Ничем не пахнет. А что, пап?
Гамильтон сам понюхал ладонь, потом пальцы.
— Действительно, — удивился он. — Все, выветрилось. — «Неужели продержался?» — подумал он. — Хотел что-то тебе показать, ну да ладно. Поздно уже, давай спи.
Мальчик повернулся на бок и смотрел, как отец идет к двери, потом, оглянувшись, кладет руку на выключатель. Тут мальчик сказал:
— Пап? Ты не подумай, что я того, но — я хотел бы знать тебя, когда ты был маленьким. Ну, как я сейчас. Как бы это тебе объяснить... Мне очень этого не хватает. Понимаешь, я начинаю по тебе скучать уже сейчас, когда об этом думаю. Чушь, да? Ладно, только дверь оставь открытой!
Гамильтон оставил дверь открытой, потом передумал и наполовину притворил ее.