— Это ведь не конец света, да? Ведь можно как-то выправить ситуацию, например, знаешь, другую девушку найти. Ну, Настя же не золото, да? Или все же золото? Алмаз граненный и единственный. Ты не думай, Артем, я не со зла. Я теоретически. Вот, думаю, а если бы мне Зайцева не писала, что делать тогда?..
Акоп остановился у забора, за вагоном, повернулся.
— Я бы другую, наверное, нашел…
Артем со всей силы ударил его по лицу. Целился в нос — попал в челюсть. Акоп отпрянул в сторону, выставил вперед кулаки. Глаза его округлились, на скуле слева быстро набухало лиловое пятно.
— Не надо про Настю, — сказал Артем. Злость мгновенно ушла, стало неловко и обидно. — Зачем ты так?
Акоп подумал, сощурился, опустил кулаки.
— Дурак, — сказал он. — Я же хочу, как лучше.
— А получается, как всегда. Через одно место.
Наверное, злости надо было вылиться, иначе Артем бы не выдержал, сорвался бы и натворил бы дел. Хотя, вот, ударил лучшего армейского друга. Куда уж дальше? Есть предел?
— Дурак ты, Артем, — повторил Акоп и слабо улыбнулся. — Я тебя зачем сюда вел? Смотри.
В темном и сером промежутке между забором и складом лежало что-то, прикрытое брезентом. Акоп, потирая скулу, наклонился, откинул угол брезента.
— Велосипеды? — присвистнул Артем, присаживаясь на корточки.
— Две штуки! И комплекты одежды. Не в форме же в аул ехать.
— В аул?
— Ага. У нас с тобой два часа до работы. Надо бы съездить, позвонить твоей возлюбленной. Успеем, а?
Акоп улыбался. Артему внезапно стало неловко за то, что ударил… Неловко и вместе с тем как-то легче. А у Акопа расплывался и лиловел синяк. Высокохудожественный.
— Ты, это, извини за то, что я тебя… в челюсть…
— Говорю же, дурак ты, Артем.
Поддавшись порыву Артем выпрямился и обнял Акопа, крепко, по-мужски, как не обнимал никого и никогда.
— Мы тебе заодно мазь купим, от синяков. Должна же быть в ауле аптека? Как-то же они живут там?..
Акоп смутился, отстранился, стянул брезент, обнажив два велосипеда и сложенную одежду. Велосипеды были старенькие, двухскоростные, но, несомненно, рабочие. Даже колеса кто-то заботливо подкачал.
— Специально, что ли, нашел? Как? Откуда?
— Яне скажешь спасибо, — туманно отозвался Акоп, расстегивая китель.
Через несколько минут переоделись. Акоп перелез через забор, принял оба велосипеда. Следом перебрался и Артем, ни о чем, собственно, не думая и не осознавая, что уходят они в самоволку, на войне, в горах. А если бы и осознавал, остановился бы? Нет, конечно. Не та ситуация.
Над головой летали вертолеты, но было неважно, несущественно и как-то даже, наоборот, интересно. Заметят ли?
Артема обжигала внезапно открывшаяся перспектива. Вдруг возникла свобода, два часа неконтролируемой никем жизни.
Подминая колесами свежую траву, съехали с холма, потом пересекли поле, и когда уже не было их видно со стороны блокпоста, свернули к дороге. Совсем рядом был лес.
Артем крутил педали, захлебываясь воздухом, торопился, гнал на несколько метров впереди Акопа. Ему вдруг вспомнилось, как несколько лет назад мечтал купить горный велосипед и съездить с друзьями в Финляндию, по заманчивым маршрутам, среди лесов и гор. Так чем заснеженная Финляндия хуже жаркой Чечни? Там не подстрелят случайной пулей на излете? Так и здесь — не факт.
Въехали в прохладный лес, наполненный тенью. Акоп нагнал, улыбаясь, и перегнал, виляя по глубокой колее от гусениц танков. Потом и он выдохся. Оба перешли на первую скорость, и ехали уже неторопливо, обмениваясь короткими репликами.
— Страшно?
— Необычно!
— Вот это путешествие!
— А если увидим речку — обязательно искупаемся!
Хотя оба знали, что никаких речек в лесу нет.
Ехать до аула не больше двадцати минут. Но то — на машинах. А на велосипедах вдвое дольше. Лес нависал со всех сторон, прятал солнце, обдувал разгоряченную кожу прохладным ветром.
В какой-то момент Артем остановился, слез с велосипеда и, отстегнув флягу, начал пить. Акоп тоже остановился. На лице его горела радостью каждая веснушка (а их там было немало).
— Ты, вот, говоришь, что я тебя не понимаю. — сказал Акоп. — А это не так. Я тоже места себе не нахожу, все время о Зайцевой думаю. Мы же с ней связаны только вот этой войной, этой частью в горах — и больше ничем. Она из одного города, я из другого. Она служит, по карьерной лестнице поднимается, а я срок отбываю, дни считаю до освобождения. Вот, вернусь со службы домой — и что? И где дальше развитие отношений? Нет их. Подумай сам, станет ли лейтенант держаться за срочника? Поедет ли со мной? Нет. А как ее удержать? Я голову уже сломал. Не хочется, понимаешь, вот так мимолетно влюбиться, а потом — раз — и разлюбиться. не мое это. Я бы такой, чтобы любовь до гроба, детишки, счастье… А что я ей могу дать в итоге? Ничего.