Шаблоны приказов, отпечатанные бледным серым шрифтом, складывались под правую руку. Грибов ставил размашистые подписи, убирал листы в папку, папку ставил на полку, снова возвращался к техпаспортам. И так по кругу, до бесконечности.
В этом стабильном круговороте, который шел без перебоев не первый день, Артем углядел сегодня неимоверную скуку. Хотелось, честно говоря, бросить дела и отправиться в аул, на почту. А там выпросить у почтальонов потерянное (ведь обязательно же потерянное!) письмо от Насти.
И выходило так, что на душе стало серо и гадко, как не бывало со дня призыва. Тогда, полтора года назад, Артем проснулся с гаденьким чувством, что, вот он, трус и предатель, не хочет никуда идти, никому служить (да и слово-то какое-то старое, нежизнеспособное — служить), не хочет терять молодость и свободу, а хочет пожить в свое удовольствие, валяться в кровати до обеда, завтракать бутербродом с кофе и бездельничать так, как не бездельничал никогда. Могут же быть у молодого человека такие желания?.. И ведь казалось, что не на два года уходит в армию, а на вечность. И особенно циничной казалась телепрограмма, где расписание передач не обрывалось ноябрьской средой, а шло дальше. И афиши на улицах будто смеялись датами приездов певцов, актеров, композиторов. Разве есть жизнь дальше? После призыва?
И так переживал целый день, не в силах совладать с собой. Серая тяжесть сковывала движения, заставляла сутулиться и втягивать голову в плечи… а потом привык. К одному не привык — к ограничению свободы…
И вот вернулось. Не выйти за границы воинской части, не дойти до аула, и на лавочке не посидеть. Никто тебе увольняшку не даст, тем более здесь. Война, однако. И приходилось терпеть, просто безнадежно варить горячие мысли в распухающей от тоски голове.
Ближе к обеду, когда тоски накопилось невероятно, Артем вышел курить, вместе с Зайцевой. К обеду перекуры становились чаще и длинней. Даже Грибов отвлекался, и в паузах включал на компьютере Quake 2, чтобы погонять по лабиринтам и поуничтожать многочисленных виртуальных врагов.
Над головой вновь пролетели вертолеты. Тишины здесь никогда не было.
— Я задержусь немного после обеда, — сказала вдруг Зайцева. — В аул съездить надо. Справитесь тут без меня?
— На почту?
— Почему на почту?
Артем пожал плечами. Ну, как объяснить?
— Если будет свободная секунда — заглянешь? Спроси письмо на часть, на мое имя. Вдруг оно там у них потерялось, а потом нашлось?
Зайцева заулыбалась. Было понятно, что Артем в ее глазах просто ребенок, и проблемы у него — детские. Да и сам Артем смутился секундного порыва, пробормотал: "Забудь" и, докурив быстро, смял окурок сапогом и вернулся в вагончик.
— Ты не обижайся, — сказала Зайцева, заходя следом. — Я понимаю. Но это же из разряда фантастики. Тебе, значит, забыли письмо, а потом вдруг нашли. Так не бывает.
— А вдруг? — хмуро заметил Артем, склонившись над очередным техпаспортом. — Вдруг именно так и бывает? Ты не ждешь чуда — а оно придет! Ты, вот, в Деда Мороза в детстве верила?
— Верила.
— И он тебе иногда же приносил подарки, которые ты у него просила?
— Так это родители покупали. Они мои открытки читали и покупали.
— А откуда ты знаешь? — сощурился Артем. — Они тебе рассказали?
Зайцева пожала плечами. Грибов, приглушив звук в колонках, поглядывал на говорящих поверх монитора.
— Это же глупые и детские выводы, — сказала, наконец, она. — Ты хочешь предположить, что Дед Мороз приходил ко мне в детстве, читал открытку и давал моим родителям подарки, которые они клали под елку?
— Ты же не можешь опровергнуть, — проворчал Артем, чувствуя злость. — Потому что не можешь знать наверняка. Это и есть чудо, понимаешь?
Артем очень надеялся, чтобы Зайцева просто хотя бы немного подумала. Не это было важно, не сам факт размышлений, а просто убеждение, что от веры в чудо обычно чудо и происходит. И никто в данную минуту не смог бы этого опровергнуть.
— Бред какой-то, — помотала головой Зайцева. — Не понимаю.
— Ничего ты и не поймешь. — Сокрушился Артем. — Старше меня на год, а ведешь себя, как глупая девчонка. Еще лейтенант!
Щеки у Зайцевой стремительно покраснели. Артем же внезапно еще больше разозлился сам (и на себя, и на Зайцеву, которая ничего не понимает, и на день рождения, будь он неладен).
— Товарищ майор, сигаретки не будет?
Грибов молча протянул две, с фильтром.
— Я на минуту.
Выскочив из вагончика, Артем торопливо прошел по тропинке, через автопарк, зашел за автомобили, дальше наискосок через плац, мимо кухни, к блокпосту. Остановился у шлагбаума. Сержант Мартынюк сидел на табурете и читал книгу. Он дежурил уже третьи сутки. Нравилось ему на блокпосте. НЕ хотел сменяться. Может, время летело быстрее. Все равно никто не беспокоит, а если и проедет за день больше трех автомобилей, то это развлечение, а не работа.