Нет, спасать мир могут только клоуны. Я в их разряд, точно, не вхожу.
Шмыгнул носом. Сделал пару шагов.
Нет, неуютно без одежды, даже дырявой и испачканной. Не перед кем бицепсами играть. Не выходит из меня Конан-варвар. А жаль…
Вернулся, подобрал футболку, обтер слизь о стену, поморщился, снова оделся. Ну не могу я полуголым шастать по этим подземельям! Возможно, это и круто, но если тело болит, то и бронхит подцепить здесь – ничего не стоит.
Это сейчас во мне бурлит адреналин. Это пока меня трясет от ужаса и жажды жизни. Но, рано или поздно, я выдохнусь. И к тому времени нужно найти безопасное место для сна. И еду.
Придется снова добыть автомат. Был бы он, кстати, полегче, как мышка или клавиатура, к примеру…
И потом, раз я в игре, значит, у меня должен быть шанс вооружиться до того, как со всех сторон ко мне кинутся чертовы нацики.
Я пошарил в карманах, вытащил чек из кафешки, три бумажные сотни, ключи от квартиры, бесполезный, но все еще целый сотовый телефон. Конечно, вне доступа сети. Почему все эти предметы до сих пор со мной? Как я не потерял их во время падения, прыжков и стрельбы?
Наверное, это замечательно. И это – не лишний груз, а знаки того, что другой мир существует, что я не сошел с ума, не уснул, а именно провалился в электронный ад. И наличие вещей из настоящей реальности – моя надежда на возможность возвращения.
Я распихал свои немудреные сокровища обратно по карманам.
А дома, наверное, уже родители пришли.
Раньше это было как-то по фигу. А теперь так захотелось в стены родного дома, где самый большой кошмар – это очередная «двойка», где нет оживших мертвецов и фашистов, гоняющихся за тобой.
Я остановился перед первой левой дверью.
Где-то должен быть выход. Если повезет, то – сразу за пределы замка. Но, скорее всего, я снова окажусь во внутреннем дворике. И там, в библиотеке, валяются трупы с разряженными, но – автоматами. Сейчас важно не напороться на охрану.
Я зажмурился. Попросил бога и пресвятую богородицу заступиться за меня.
Закусив губу, я осторожно толкнул дверь. Сейчас можно ожидать чего угодно.
Осторожно протиснулся внутрь.
О, нет! Ко мне спиной стоит фриц в мышиной форме. Он меня не услышал. Зато я прекрасно вижу дуло его автомата, висящего на груди.
Фашист стоит странно: ноги враскорячку, а не пятка к пятке, руки вдоль тела. На расслобоне, видать, гнида! Не ждет «подарков» судьбы.
У меня затряслись руки, задергался левый глаз. Кажется, не рожден я для настоящих войн. Но если не попытаться убить сейчас, то в другой комнатушке можно нарваться на охранника, который будет стоять лицом к выходу и тогда бесшумность больше не поможет!
Начну разворачиваться – выдам себя. Собственно, выбора-то у меня нет.
Задержав дыхание, я двинулся вперед.
Шаг, еще, еще.
Враг уже на расстоянии вытянутой руки. На поясе у немца висит нож. Не знаю, так должно быть или это нарушение их устава, но, по логике игры, – это и помощь, и мой единственный шанс.
Я должен выхватить кинжал и ударить им в спину. В теории немец свалится молча. Но это так страшно: убить не автоматом с расстояния, а, в прямом смысле, собственными руками.
Я чувствую запах пота, наверное, фриц недавно качал пресс и не успел принять душ. А ведь в игре не может быть запахов. Или это – мои личные глюки?
Сердце колотится громко, кажется, будто фашист слышит меня и специально медлит, играется, точно кошка с крадущейся мышью. Возможно, чтобы не спятить, в тайных подземных бункерах охрана именно так и развлекается.
Еще чуть-чуть – и все будет кончено.
Я смотрю на рукоять ножа. Только бы успеть.
– Отто! – похоже, моего стражника окликают из-за приоткрытой двери. Сейчас он оглянется и – все!
Хватаюсь за кинжал двумя руками, выдергиваю оружие из ножен. Немец медленно, как в замедленном кино, поворачивается. Меня колотит. Нужно ударить в живот, чтобы наверняка, но я вижу живые безмятежные глаза. Нет, это совсем не игра!
– Хенде хох![3] – орет кто-то сзади.
Нужно ударить, а я не могу.
Автоматная трель как вскрик. Я падаю. Не чувствую боли. Хочется верить, что меня не задели.
Вторая, ответная очередь незамедлительно последовала уже от того, у кого я успел выхватить нож.
У входных дверей раздались вопль отчаяния и грохот падения тела.
Я сжался в комок, готовый к тому, что меня сейчас пригвоздят к полу. Но сверху что-то капает.
Я поднимаю голову: охранник стоит как статуя и из него струйкой льется кровь.