Наверное, нужно быть благодарным этому странному миру, что я знаю его правила, которые и помогают выжить.
Я снова стою у очередной двери. Прислушиваюсь.
– Es ist kalt…[4] – клацает зубами невидимый нацист.
Вот что они вечно лопочут? Ничего же не понятно! Ну почему нет перевода? Я знаю, они могли бы говорить и по-русски. Разработчики, если бы только захотели, могли бы нарисовать еще один граммофон, переводчика-эсесовца, перебежчика-предателя.
Но программистам словно доставляет удовольствие держать меня в страхе. Может, местные солдафоны, вообще, на смеси всех языков говорят, чтобы интеллектуалам смешнее было.
Я толкаю дверь и сразу, с порога, открываю огонь. Два офицера в белых кителях склонились над столом и что-то сосредоточенно разглядывают. Они дернулись, отпрыгнули, полезли за своими пистолетиками, но я поливал их свинцом примерно так же, как водой из брызгалки: основательно и не отпуская курка автомата.
До чего же враги глупые! Кобуру нужно держать расстегнутой! Впрочем, они у себя дома, глубоко в тылу на исконной немецкой земле. Это я здесь – гость.
Фашисты упали. Фуражки с них синхронно слетели.
Я брезгливо поморщился. Переступил через трупы и замер: на столе, на пеленке лежал младенец, разбуженный грохотом выстрелов. Сейчас он орал, как резанный. Хотелось даже пристрелить его, как всех остальных, ведь в немецком замке не может быть нормальных детей. В принципе.
Секундное раздражение прошло и мне стало стыдно. Если в игре я начну убивать женщин, детей и стариков, то чем буду лучше фашистов?
Вот только я не помню, чтобы в игре были младенцы. И где, черт побери, его мать? Мать его… – женщина? Или он – из пробирки. Гомункул обыкновенный, алхимический? Или его выпарили из корня мандрагоры?
Нет, его без присмотра не оставят. Скоро за ним придут. Непременно. Офицеры сами малюток не таскают, у них для этого есть бойцы и слуги.
А еще я вдруг осознал, что здесь очень холодно. Как младенец дрых в этой мерзлоте? Или его как раз размораживали в огромной микроволновке? Типа эксперименты с переброской во времени.
Он важен для них, этот малыш. Не сам ребенок, а то, сколько он выдержит издевательств над собой, пока не умрет на разделочном столе проклятых ученых!
Мне стало жаль бедолагу. Но что я мог для него сделать? Тут самому бы выжить. И все же…
Я подхватил визжавшее чадо и вышел обратно в коридор.
И что дальше? С ребенком на руках я не смогу стрелять. Его негде спрятать, ведь он живой. Он будет орать, пока его не найдут. Нести с собой – на его вопли сбегутся, как на рев сирены. Его в рюкзак к остальному реквизиту не впихнуть. Кстати, интересно: почему? Типа: я нашел артефакт, но он только мешает. Странный этот патч, что ни говори. Нужно выбираться из него в обычную игру: там как-то все проще, человечнее.
Младенец продолжал разрываться, привлекая к себе внимание. Пеленка была сухой и не пахла. А молока у меня не было. Это что, квест такой? Найди бутылочку, покорми малыша, оттащи его к матери, спаси бедную женщину, что непременно висит на цепях и умирает от жажды.
Вот куда теперь?
Вопли «мелкого» сделали свое черное дело. Я услышал лязг открываемых дверей и сзади, и спереди. Все, попал я с этим ребенком!
Положив дитя у стеночки, щелкнув затвором, я кинулся к первой двери. Там меня поджидали. В небольшой комнатушке за столом стоял автоматчик. Он был напряжен. Увидев меня, немец пнул стол, перевернув его щитом, и тут же нырнул в это импровизированное укрытие, на ходу открывая огонь.
Пули просвистели прямо у моего виска. А сколотый кусок кирпича – маленький, но шустрый, царапнул в районе локтя.
Я успел отскочить, пули, стаей рассерженных неправильных пчел, пронеслись мимо.
Ну что же они, уроды, так быстро всему учатся? Наверное, это круто, когда лупишь по нацистским гадам, кликая автоматные очереди мышкой. Клево столкнуться с искусственным интеллектом. Но, стоит попасть внутрь игры, и это веселье видится совсем по-другому!
Все, больше никаких патчей и бонусов от производителей! Тут бы до конца игры живым дойти. А все усовершенствования мне вовсе не на руку.
И ведь пульт разбился – пока не пройдешь всю эту «красотень», назад в игру не выкинет. Облегчил себе жизнь, называется!
Позади громыхали приближающиеся шаги. Судя по всему, меня пока не видели. Но вот двое, что мчались по встречной, радостно закудахтали. Наверное, приглашали поужинать.
И тот, что в комнате притаился за перевернутым столом, тоже не спешил умереть. Обложили!