— Ну что вы, — Джованни с высоты своего роста посмотрел на побледневшее, усталое лицо поручика Тихановского. "Конечно, Сергей Сергеевич, он лучше, чем ваши подзорные трубы".
— Немецкой работы, — восторженно сказал кто-то из мужчин, гладя блистающую под лучами полуденного солнца бронзу.
— Его в Англии построили, — поправил его Джованни: "Это моя покойная жена сделала, подарок мне на свадьбу". На вышке повисло молчание. Тихановский, наконец, сказал: "Да. Вы посмотрите, Иван Петрович, посмотрите".
Он наклонился. Степь на востоке была темной, и Джованни сразу не понял, — что перед ним. "Тот башкир говорил, — услышал он голос сзади, — их там тысяч пять".
— Врет, наверное, — ответил ему испуганный голос. Джованни, вгляделся в темные очертания всадников, обозов, и телег: "Не врет".
— А пушки с ядрами у них, откуда? — не отрываясь от телескопа, спросил он.
Федор сочно выматерился: "Тут же не одна наша крепость, Иван Петрович, должно — уже на заводе каком-то побывали".
Джованни распрямился: "А сколько у нас солдат, Сергей Сергеевич?"
— Двести, — вздохнул комендант. "Еще рабочие, конечно…"
— Из них никто стрелять не умеет, — зло сказал Федор. "Они же крестьяне, землепашцы, их сюда помещики продают. Они отродясь в руках ружья не держали".
— Как бы ни отдали они нас Емельке с потрохами, — заметил Тихановский. "Он же землю и волю обещает. Позвольте, Иван Петрович, — он взглянул в телескоп: "В боевой порядок развертываются. Федор Петрович, готовьте пушки, от них какой-то всадник скачет".
— Сейчас мы его снимем, — один из офицеров вскинул ружье.
— Погодите, — велел Тихановский. "Он кричит что-то".
Вороная лошадь заплясала у ворот крепости. Мужчина — чернобородый, в старом армяке, крикнул: "Его императорское величество Петр Федорович приказывает вам сдаться и своей царской милостью сохранит вам жизнь! Откройте ворота!"
Вышка задрожала — одновременно ударили все восемь пушек Магнитной. Джованни подумал: "Федор отлично стреляет, метко".
— Ага, — воскликнул Тихановский, — уже и телескопа не надо. Хорошо мы их картечью посекли. Комендант поднял ружье и спокойно прицелившись — снес всаднику половину головы. Испугавшаяся лошадь поднялась на дыбы. Развернувшись, пытаясь сбросить труп, она поскакала в сторону лагеря Пугачева.
Джованни посмотрел на зацепившееся сапогом в стремени тело — из расколотого черепа лилась кровь, окрашивая траву в жирный, темный цвет. Он почувствовал на плече руку коменданта: "Идемте, Иван Петрович, — мягко сказал Тихановский, — сейчас нам любой сгодится, кто стрелять умеет".
Джованни, молча, взял свое ружье и стал спускаться по деревянной лестнице на двор крепости.
На стенах избы горели факелы, пахло смолой и порохом. Марья, встав на колени, наклонившись над раненым солдатом, велела: "Миша, чистых тряпок подай".
— Хорошо, что у нас колодец в крепости, — подумала девушка, осторожно смывая запекшуюся кровь с руки. "Ничего, голубчик, — сказала Марья ласково, перевязывая рану, — пуля навылет прошла, скоро в строй вернешься".
— Марья Михайловна, — раздался шепот сзади. Девушка обернулась — жена поручика Тихановского стояла со свечой в руках на пороге казармы, где лежали раненые. В темных, красивых глазах женщины играли искорки огня. Изба затряслась, с потолка посыпалась какая-то труха. Марья услышала крик со двора: "Еще ядер подносите".
— Миша, присмотри тут, — попросила она, и вышла на крыльцо: "Как детки ваши, Настасья Семеновна?"
— Плачут, — вздохнула комендантша, — матушка Прасковья за ними присматривает, ее-то чада — тоже не спят. Да и как тут заснешь, — она обернулась, и проводила глазами батюшку: "Почти два десятка человек убито уже, Марья Михайловна, и вон — соборуют еще. Сергей Сергеевич говорит — не выйти нам из крепости более, бунтовщики ее окружили.
— Пятеро деток, — вспомнила Марьюшка. "У нее двое, и у матушки Прасковьи трое, младшая-то девочка еще грудная. И Миша мой. И еще рабочих дети. Господи, — она невольно перекрестилась, — помоги нам".
— Значит, — она потянулась и взяла руку женщины, — держаться надо, Настасья Семеновна. Один штурм отбили, и еще отобьем. Федор Петрович же не зря порох и оружие в шахтах спрятал — выстоим, ничего страшного. А там и помощь придет.
Женщина горько сказала: "Да откуда, Марья Михайловна? Мы же тут одни, на сотни верст вокруг нет никого". Она стерла слезы с глаз и Марьюшка шепнула: "Вы идите к деткам, Настасья Семеновна, побудьте с ними. Все же маленькие, страшно им. А мы с Мишей за ранеными поухаживаем".
Она посмотрела вслед прямой, в темном, скромном платье спине. Марья сжала тонкие пальцы: "Ничего. Все обойдется".
— Марья! — брат высунул голову из двери. "Воды принеси, тут просят еще". Девушка приняла ведро, и пошла через двор к колодцу. Сверху раздался свист, ядро пронеслось над ее головой. Марья, бросившись на землю, прикрыв голову руками, увидела, как запылали купола церкви.
Комендант стер пот с грязного, испачканного порохом лица и обернулся к Федору. Мужчина стоял, придерживая правой рукой левую руку — перевязанную.
— Пулей по локтю чиркнуло, — отмахнулся он. "Как они там, Сергей Сергеевич? — Федор кивнул на зарево костров в степи.
— Отошли, — Тихановский вздохнул. "Боюсь я, что сейчас они на отряды разделятся и начнут наши заплоты разбирать. Частокол-то ядрами ихними основательно порушило. Сколько пороха у нас осталось?"
— Не так, чтобы много, — помолчав, ответил Федор, глядя на вершину Магнитной горы. "Пока тихо, Сергей Сергеевич, я бы людей взял, и сходил в шахту, принес бы еще. Днем они наверняка атаковать будут".
— Опасно сие, — коротко сказал комендант. "Впрочем, другого ничего не остается. Ты только осторожней, Федор Петрович". Он помялся и подумал: "Может, женщин с детьми заодно вывести? Да куда там — их много, ежели заметят, сразу стрелять начнут. Пусть пока в крепости сидят, а там посмотрим".
— Федор Петрович, — наконец, сказал поручик, — ты, ежели опоздаешь, так знаешь — что с порохом делать надо.
— Знаю, конечно, — спокойно ответил мужчина. Чуть поклонившись, он быстро спустился во двор.
— Федор, — подбежал к нему Миша, — возьми меня в шахту!
— В тайности, — зло подумал Воронцов-Вельяминов. "Уже всем разболтать успели".
— Еще чего не хватало, — отрезал он. "Сиди тут, за сестрой присматривай, раненых вон полная изба. Где Иван Петрович?"
— Тут я, — раздался усталый голос сзади. Федор посмотрел на изорванный, в пятнах крови кафтан: "Ранили тебя, что ли?"
— Пушкаря на нашей вышке убило, — тот махнул рукой. "Мы все — в крови по уши. А меня, — Джованни помолчал, — нет, не ранило".
— Пойдем, — Федор кивнул на угол избы. "Вот что, — сказал он, подняв голову, смотря на горящие купола церкви, — я сейчас беру пару человек, и в шахты иду. Через ту калитку в частоколе, что я тебе показывал. Если я не вернусь…"
— Федор! — возмутился Джованни.
— Если я не вернусь, — Воронцов-Вельяминов поиграл пистолетом в руках, — выведи Марью, Мишку и сколь сможешь женщин с детьми. Идите на Яик, на восток. Там вроде корпус генерала Деколонга был, месяц назад, — Федор горько усмехнулся: "Долго запрягали".
— Что? — не понял Джованни.
— Промедлили, — объяснил Федор и пожал ему руку: "Все, Иван Петрович, на тебя надеюсь". Он вздохнул, и, потерев руками лицо, быстро ушел к рабочим баракам.
— Иван Петрович! — Миша потянулся и потряс его за плечо. "Можно, я ваш пистолет возьму? У вас ведь ружье. Так, — мальчик вскинул подбородок, — на всякий случай".
— Бери, что с тобой делать, — Джованни обвел глазами двор. Он увидел Марью — та стояла, держа за руку мужа, смотря на него снизу вверх.
Когда он подошел к девушке, Марья всхлипнула и сказала, нарочито весело: "Вы не волнуйтесь, Иван Петрович, Федор все сделает, как надо".
— Да, И я тоже — все сделаю, как надо, — ответил Джованни. Взяв ее за плечи, он подтолкнул девушку в сторону казармы: "Все будет хорошо, Марья Михайловна, — крикнул он ей вслед, и пошел к своей вышке.