Марта зашла на конюшню. Скинув шубку, засучив рукава платья, она взяла скребок: "Сейчас как следует, почистимся, милая!"
Она вдохнула запах опилок и конского пота. На мгновение, закрыв глаза, девочка вспомнила большой, низкий обеденный зал фактории.
— Мадемуазель Марта! — услышала она голос кого-то из старых охотников. " Un excellent dîner, tout comme à Paris!". За деревянными ставнями лаяли собаки, пахло жареным мясом. Марта, высунув голову на заваленный сугробами двор, увидев микмаков, что въезжали в ворота, крикнула: " Mewliagowei gissgatteg!"
— Это очень хорошо, что обед готов, — отец спешился и поцеловал ее в лоб. "А то мы с вождем очень проголодались!"
Девочка вздрогнула. Обведя глазами конюшню, она прижалась щекой к гриве своей лошадки. "Хочу домой, — тихо сказала Марта. "Домой, на север".
Дэвид Бенджамин-Вулф оглянулся на карету, что медленно ехала по узкой дороге: "Надеюсь, фортепиано не расстроится. Этот де Лу говорил, что дочь его хорошая музыкантша — им должен понравиться подарок. И Тео может нам поиграть — правильно я сделал, что велел управляющему ее сюда послать".
— Долго еще? — услышал он недовольный голос старшего сына.
— Нет, — коротко ответил мужчина. Он осадил коня у окошка кареты: "Мэтью, ты как?"
— С Тео в карты играем, батюшка, — рассмеялся младший сын. Дэвид взглянул на медную жаровню, что стояла между сиденьями. Вдохнув запах кедра, он озабоченно спросил: "Не холодно тебе?"
Юноша похлопал рукой по меховой полости: "Ну что вы, батюшка!"
— А Мэтью, я смотрю, на коня и не садится, — ядовито заметил Дэниел, когда отец поехал рядом с ним.
— Тут не Виргиния, — заметил Дэвид, — ему холодно. Ты тут шесть лет прожил, а Мэтью — в первый раз приехал. Так вот, об этих де Лу…
Дэниел поднял ладонь: "Папа, я не буду ухаживать за девочкой тринадцати лет. Тем более, что я ни разу ее еще не видел. Хватит об этом, я хочу нарушить семейную традицию, и жениться не на земле, и не на деньгах, а по любви".
— Мальчишка! — прошипел отец. Схватив поводья лошади Дэниела, отец резко остановил ее. "У этого Теодора де Лу золота столько, что он может купить весь Бостон, а на сдачу — Нью-Йорк. И губернатор его привечает. Его семья там, в Акадии, оказала много услуг англичанам. Так что, будь любезен, заткнись, делай, что я говорю, и через три года надень кольцо на палец этой Марте. Обсуждать тут нечего".
Дэниел посмотрел на красивый, высокий дом, что поднимался впереди них, на холме. Ничего не ответив, вырвав у отца поводья, юноша рысью поехал вперед, к изящным, кованым воротам поместья де Лу.
В просторной, отделанной белым мрамором гостиной горел камин. Языки пламени отражались в натертом, блестящем паркете палисандрового дерева. Теодор де Лу разлил вино по бокалам: "Моя дочь переодевается, сейчас придет. Большое вам спасибо за подарок, мистер Бенджамин-Вулф, я видел такие инструменты в Европе, но не думал, что они есть в колониях".
— Ну что вы, — отозвался мужчина, — это простая любезность, дорогой Теодор. И называйте меня Дэвидом, раз мы теперь с вами партнеры. Может быть, — он кивнул на дверь, — мисс Марте требуется помощь? Я как раз привез с собой рабыню для домашних услуг. Тео отлично причесывает и вообще — прекрасная горничная.
Теодор де Лу посмотрел на высокую, стройную девушку. Она стояла на пороге, опустив изящную, черноволосую, голову, спрятав руки под аккуратным холщовым передником.
— Нет, спасибо, Дэвид, — он улыбнулся, — моя дочь выросла на фактории, в лесной глуши, без слуг, и привыкла справляться со всем сама.
— Тогда иди, Тео, — махнул рукой Дэвид, — настрой фортепиано и разбери ноты. После обеда поиграешь нам.
Девушка присела и выскользнула за дверь. "Ну вот, — сказал Теодор, — сейчас дождемся лорда Кинтейла и сядем за стол. Потом я покажу вам наши конюшни, молодежь сможет прокатиться, а мы с вами, Дэвид, поговорим о делах".
Дэниел, что рассматривал картину над камином, — бревенчатая крепость над широкой, величественной рекой, — повернулся: "Это ведь Квебек, мистер де Лу?"
— Старый, — мужчина погладил бороду. "Сейчас-то у нас все каменное, мистер Дэниел, а так, — Теодор нежно посмотрел на картину, — он выглядел во времена моего предка, того, что первым из де Лу приехал в Акадию. Это было еще в царствование короля Людовика, деда нынешнего французского монарха".
— Я бы очень хотел поехать во Францию, — мечтательно сказал Мэтью. "Вы были в Париже, мистер де Лу?".
— Несколько раз, — ответил тот. "А ваши сыновья ездили в Европу, Дэвид?"
Мужчина усмехнулся. "Нет, Теодор, пока вот, не собрался их вывезти. Я-то, — он осушил бокал, — навещаю Старый Свет, у меня там деловые интересы, связанные с Британской Ост-Индской компанией. Да и завещание мое там, — он махнул рукой, — в Лондоне лежит".
— Это, должно быть, неудобно, — удивился де Лу, — мое завещание тут, в Бостоне, у мистера Джона Адамса, вашего патрона, Дэниел.
— Я не доверяю юристам в колониях, — резко сказал Дэвид, — а сообщение между Лондоном и Бостоном хорошее, письма доходят за три недели.
— Сэр Джеймс Маккензи, лорд Кинтейл, — доложил слуга. Дэниел подумал: "Хоть поблизости его увижу. Может быть, удастся узнать что-то о планах британцев".
— Простите за опоздание, — надменно сказал мужчина в алой военной форме, — сами понимаете, дела службы. У вас очень изящный дом, мистер де Лу, а где же главное его украшение? — тонкие губы чуть дернулись.
— И этот туда же, — зло подумал Дэвид Бенджамин-Вулф, разглядывая красивое, холеное лицо лорда Кинтейла. Черные волосы, — чуть длиннее, чем положено для офицера, были убраны в косичку и припудрены, голубые глаза холодно блестели. "За душой одна шпага и титул, — усмехнулся про себя плантатор, — говорят, его отец так гулял, что пропил оба замка, золото и земли. Ну, нет, этому хлыщу мы мисс Марту не отдадим".
— Моя дочь сейчас спустится, — улыбнулся Теодор де Лу. "Вина, лорд Кинтейл? Отличное бордо, прямо из Парижа, хотя, конечно, — мужчина поднял бровь, — те пошлины, которые на него установлены…"
— Надо же кормить дармоедов в колониях, — резко сказал лорд Кинтейл, принимая бокал. "Что здесь, что в Ольстере, — я там служил, — одно и то же. Никто не хочет работать, все только жалуются на гнет метрополии. Если бы не черные, такие, как ваши, дорогой Дэвид, тут бы, — он обвел рукой комнату, — все бы лежало в запустении.
— Я не держу рабов, — примирительно заметил Теодор, — а просто нанял слуг в Бостоне. Смею заверить, они работают отлично.
— Ирландцы, наверняка, — лорд Кинтейл приподнял верхнюю губу, показывая острые клыки. "Погодите, мистер де Лу, они еще успеют обворовать вас до нитки, и вообще, — мужчина рассмеялся, — хороший ирландец — мертвый ирландец".
— Вы можете идти, мистер О’Доннелл, — мягко сказал Теодор слуге, что все еще стоял в дверях, опустив пылающее лицо. "Пусть накрывают на стол".
Марта сбежала по лестнице и прислушалась — из кабинета отца доносились какие-то звуки. "Клавесин! — обрадовано подумала девочка, и, открыла дверь: "Здравствуйте! Вы, должно быть, дочка мистера Бенджамин-Вулфа. Папа мне не говорил, что вы приедете. Меня зовут Марта де Лу".
Черноволосая, высокая девушка, что, подняв крышку инструмента, настраивала его, жарко покраснела: "Простите, мисс, я проверяю, как он звучит, все-таки его везли из Бостона. Это фортепиано, из Старого Света".
Марта все стояла с протянутой рукой. Девушка, испуганно оглянувшись, присела: "Меня зовут Тео, госпожа".
Бронзовые брови нахмурились. Марта, взяла смуглые, тонкие пальцы: "Никакая я не госпожа. Называй меня просто — "Марта". Тебе сколько лет?"
— Четырнадцать, — девушка перебирала в руках оборку передника. "Мы и ноты тоже привезли, — она указала на бархатное сиденье, — тут Гендель, Вивальди…"
— Обожаю Вивальди, — вздохнула Марта. "Мы с папой его в четыре руки играем. А ты умеешь, — она склонила бронзовую голову, — в четыре руки?"