Жизнь моя всецело в ней заключена.
Анхен из Тарау, мы теперь с тобой,
В горестях и счастье связаны судьбой, — улыбнулся Федор.
— Знаю, конечно. А тут и живут ваши гномы? — он указал на маленький, покосившийся сарай.
— Да, — в лунном свете ее глаза блестели, как у кошки. "Хотите, проверим, здесь ли они? Они по ночам гуляют, герр Теодор".
Он выпил еще: "Нельзя, нельзя. Она замужем, нельзя, это грех". Федор вдохнул запах костра, лесной свежести. Наклонившись к ее уху, он прошептал: "Хочу".
Захлопнув дверь, он прижал ее к стене. Сбросив капюшон, зарывшись лицом в темно-золотые косы, он услышал стон: "Пожалуйста, пожалуйста, не мучь меня!"
Федор поднял ее на руки. Маргарита, прильнув к нему, поцеловала его — долго, глубоко, не отрываясь от его губ.
— Все можно, — шептала она, опускаясь вместе с ним на земляной пол, раздвигая ноги, обнимая его. "Все можно, слышишь, все можно!"
— Хорошо, — отозвался Федор. Девушка, закричав, укусив его плечо, замотав головой, выдохнула: "Я люблю тебя!"
Маргарита проснулась первой, и, в неверном, сером рассвете долго смотрела на его лицо. "Какие ресницы длинные, — ласково подумала девушка. "Я выйду за него замуж, и никогда больше не буду пачкать руки. Мы уедем далеко отсюда, от этих шахт, от курятника. У меня будет служанка, я буду богатой женщиной. Рабе он убьет. Под землей это можно сделать так, что никто ничего не заподозрит. Тем более, если у нас будет дитя, — она нежно погладила свой живот. Ощутив его прикосновение, Маргарита едва слышно застонала.
— Иди сюда, — велел Федор, укладывая ее на спину, наклоняясь, проводя губами по мягкому, белому бедру. "Вчера я не успел…, - он усмехнулся. Маргарита, поймав его большую руку, поцеловав ее, откинула голову назад.
— Приходи…, - задыхаясь, сказала она… — ночью…домой ко мне.
— Его кровать, его дом, — подумал Федор. "Никогда я не смогу. Да и как ему в глаза теперь смотреть?"
Он почувствовал руки Маргариты на своих плечах: "Это в последний раз, все, больше такого не будет". Девушка потянула его к себе. Он, склонив рыжую голову, целуя ее шею, повторил: "В последний раз".
Маргарита бросила курицам зерна. Присев на теплом пороге сарая, девушка накрутила на палец кончик толстой косы.
— Пять дней уже ничего нет, — подумала она, улыбаясь, подставив лицо солнцу. "Как хорошо. И это его дитя. У меня и Рабе ничего такого не было, мы же решили — пока не купим большой дом, детей заводить не будем. Вот и славно".
Девушка погладила белую, красивую курочку. Отставив решето, она вздохнула: "Только вот с тех пор он на меня и не смотрит, избегает. Но это ничего, как Рабе умрет — сразу прибежит меня жалеть, а там и до кровати недалеко, — Маргарита лукаво усмехнулась и посерьезнела: "Мышьяк? Нет, слишком опасно. В старые времена можно было бы в горы подняться, к травнице, за снадобьем, да их уже и нет никого. А Теодор этого делать не будет, не стоит его и просить".
От забора раздался свист. Маргарита, взглянув на белокурого, высокого мальчишку, недовольно сказала: "Не виси так, Вальтер, упадешь — костей не соберешь".
— Я в шахте работаю, — высунул язык ее кузен, — там знаешь, как надо карабкаться! Рабе твой записку прислал, держи, — мальчик кинул ей сложенную бумагу: "Отец говорит — расценки за крепления повысили. Молодец твой муж, зря языком не болтает. Завтра переделывать начнем". Вальтер слез с забора. Свистнув беленькой дворняжке, мальчик запылил по пустынной, воскресной деревенской улице.
— Милая моя женушка, — читала Маргарита, отгоняя от себя куриц, — все дела я закончил. Завтра с утра приеду домой. Правда, сразу придется спуститься в забой — проверить, как твой дядя меняет крепления, но потом у меня день отдыха, так что я тебя никуда от себя не отпущу. Купил тебе кашемировую шаль и жемчужные сережки, жду не дождусь, когда же я смогу тебя обнять, счастье мое. Твой Клаус.
Девушка, злобно что-то пробормотав, скомкала письмо в руке. Потом, чему-то улыбнувшись, Маргарита разгладила бумагу. Она зашла в дом. Окинув взглядом чистые, прибранные комнаты, девушка аккуратно положила письмо в шкатулку, что стояла на камине.
— Над ней, — хмыкнула Маргарита, повертев в руках коробочку, — я и буду плакать. Буду сидеть тут, вся в черном, — она невольно посмотрелась в большое зеркало, — мне пойдет. И в церкви тоже, на отпевании — разрыдаюсь. Бедный, бедный Клаус, погиб таким молодым, — она усмехнулась. Раскинувшись на кровати, она поглядела в беленый потолок: "Да, так будет хорошо. Правильно будет".
Маргарита закрыла глаза. Подняв до пояса домашнее платье, раздвинув ноги, она вспомнила лунную, жаркую ночь в сторожке. Девушка коснулась себя. Перевернувшись, встав на четвереньки, она простонала: "Да! Еще, еще хочу!"
— Сколько угодно, — услышала она сзади его голос. Вцепившись зубами в подушку, задвигав бедрами, Маргарита крикнула: "Люблю тебя!".
Федор посыпал чернила мелким песком и перечитал письмо:
— Дорогой профессор Шульц, как только мы тут заложим новую штольню, я сразу же уеду. Мне надо за месяц предупредить здешнее инженерное управление, но с этим я затруднений не будет. Рекомендательные письма у компании я уже запросил. За это время я собрал неплохую коллекцию минералов, в ней есть даже пара редкостей. Увидимся с вами в конце лета, с глубоким уважением, ваш Теодор.
Он запечатал письмо и поглядел в окно, на шпиль церквушки: "Правильно. Больше я этой ошибки не сделаю".
— Так, — Федор порылся в своих записях, — порох уже внизу. Завтра Рабе быстро закончит с креплениями, и начнем рвать камни для новой штольни.
— Герр Теодор! — услышал он с порога. Босоногий, белокурый мальчишка стоял, почесывая растрепанные кудри, держа в руке удилища. "За форелью!"
— А школа, Вальтер? — строго, скрывая улыбку, спросил мужчина. Мальчик — подумал Федор, — был похож на Мишу, только еще повыше. На щеках были рассыпаны веселые, золотистые веснушки.
Парнишка лукаво усмехнулся и шмыгнул носом: "Пастор и сам, герр Теодор, рыбу удит. Пойдемте, вдова Беккер сказала, что на ужин вам рыбы зажарит, она знаете, какая вкусная!"
— Ну, раз так, — Федор потянулся, — и вправду, пошли.
Уже когда они поднимались по лесистому склону вверх, — издалека доносился шум небольшого водопада, — Вальтер, оглянувшись на деревню, попросил: "Герр Теодор…, А поговорите с моим стариком, чтобы в училище рудничное меня отпустил".
— Старик, — усмехнулся про себя Федор, вспомнив рыжую, коротко остриженную голову Большого Фридриха и его огромные, выпачканные серой пылью, кулаки. "Впрочем, Вальтеру одиннадцать, для него и я старик".
— Рабе он не послушает, — продолжил мальчишка, — он просто мастер. Да еще и Маргариты муж, вроде родственника нам. А вас послушает. Вы же сами говорили, у меня голова хорошая.
— Правильно, — согласился Федор, устраиваясь на теплом мху, принимая от Вальтера удилище и туесок с червяками. "Только, дорогой мой, если компания узнает, что ты под землей работаешь, отца твоего на месячный заработок оштрафуют. Год подождать не мог?"
— Я сильный, — отмахнулся Вальтер, забрасывая в ручей крючок. "И высокий, мне все четырнадцать лет дают. Старик мой вас уважает, говорит, что вы толковый. Так-то он ругается, мол, если все в инженеры и мастера пойдут, то кто в забое лежать будет? О, клюнула! — порадовался мальчишка. Федор, снимая с крючка извивающуюся, серебристую форель, улыбнулся: "Ладно, поговорю, после того, как вы там крепления переделаете".
— Прямо завтра с утра! — горячо ответил Вальтер. "Можете прийти и сами проверить".
— Не могу, а должен, — хохотнул Федор. Вынимая рыбу из холодного, искристого ручья, вдыхая запах сосен, он подумал: "А все равно — жалко с шахт уезжать. Ничего, у студентов практика будет, отвезу их в Рудные горы, там серебро добывают, и эту окись, которой в желтый цвет керамику красят. Интересная окись, я бы с ней повозился, конечно. А сюда, — он на мгновение помрачнел, — не вернусь, все, хватит".
— Еще пяток, герр Теодор? — спросил Вальтер, глядя на корзинку с форелями.