Они уже допивали вино, когда Лавуазье, порывшись в кармане, достал маленький блокнот. «Вот, - сказал он просто, - спрячь у себя. Так, на всякий случай».
Федор полистал страницы и потрясенно сказал: «Антуан, это же….»
-Мы еще не все элементы открыли, - вздохнул Лавуазье, - это всего лишь наброски. Но будет жалко, если они потеряются. Если со мной что-то произойдет…, - он помолчал. Взяв перо, окунув его в переносную, оловянную чернильницу, он быстро написал сверху первого листа: «Миру от Антуана Лавуазье, с благодарностью».
-Я, - сказал со значением Федор, - это публиковать не буду, Антуан. Ни под своим именем, упаси меня Господь от такой нечистоплотности, - ни под твоим именем. Подождем, тут все успокоится, верну тебе это, - он похлопал рукой по блокноту, - и сам напечатаешь. Завещания какие-то вздумал оставлять…, - хмуро добавил Федор.
-Дай-ка, - велел Лавуазье и сделал приписку - красивым, летящим почерком: «Дорогой ученый будущего! Это всего лишь мои размышления о связях элементов, об их месте в той стройной картине природы, что даровал нам Господь. Пользуйся ими - для блага и величия науки».
-Вот и завещание получилось, - улыбнулся он. Легко поднявшись, ученый пожал руку Федору. Лавуазье сбежал по деревянной лестнице вниз, в холодный, острый вечерний воздух. Небо было золотисто-зеленым, масляные фонари еще не зажгли. Он, закрутив на шее шарф, сразу увидел Констанцу. Девушка была в потрепанном, старом платье, короткие волосы прикрыты чепцом.
-Дядю Джона навещала, - тихо сказала она, взяв Лавуазье под руку. «У них все хорошо, он уже писать начал, понемногу, слова короткие. Марта говорит - к лету он совсем выздоровеет. А ты как с дядей Теодором повстречался? -спросила Констанца.
-Свое завещание ему оставил, - смешливо сказал Лавуазье, подтолкнув ее в бок, вдохнув горький аромат цитрона. «Пошли, - он увлек ее за собой, - нам еще до Нейи-сюр-Сен добираться, до домика нашего, - он усмехнулся.
Констанца остановилась и строго сказала: «Антуан! Ты что это - умирать собрался?».
Он обнял ее. Целуя Констанцу, прижав к какой-то стене, слыша ее ласковый шепот, Лавуазье твердо ответил: «Нет, любовь моя. Я собрался жить. Как только мы вернемся в деревню, я тебе это докажу».
Девушка вспомнила лихорадочный голос мадемуазель Корде: «Я его убью, этого Марата, месье Констан! Он дьявол, дьявол, без него не было бы гильотин, ничего этого…»
-Нельзя, - сказала себе Констанца. «Нельзя ее пускать к Марату одну. Ее сразу схватят. Пойдем вместе, - она оторвалась от поцелуя. Лавуазье, взяв ее лицо в ладони, озабоченно спросил: «Как же ты теперь, с английским паспортом, раз война?»
-У меня, - усмехнулась Констанца, - теперь есть французский, и даже не поддельный. Мадемуазель Шарлотта Корде из Кана, Нормандия, - она помолчала: «Так что все в порядке, Антуан»
Он провел губами по мягкой щеке и жалобно попросил: «Пойдем, Конни, я так скучал, так скучал…»
-Цветы, цветы, свежие цветы…- девчонка в заплатанном, шерстяном плаще приплясывала, ежась от холода, стуча растоптанными башмаками по грязной мостовой.
Она взглянула на мужчин, что вышли из подъезда, и опять затянула: «Цветы, цветы, цветы для дам…»
-Париж всегда останется Парижем, - хмыкнул Марат, проходя мимо. «Вы должны простить мадемуазель Бенджаман, Донатьен, - Робеспьер взял бывшего маркиза под руку. «Она сегодня долго позировала, у нее спектакль…, Обещаю, в следующий раз она будет приветливей».
-Не сомневаюсь, - де Сад, не отрывая взгляда от девчонки, облизал губы острым кончиком языка. «Лет двенадцать, - понял он. «Самое то. Никто по ней плакать не будет, видно же, из трущоб».
Он обернулся и увидел охранника, что рассчитывался с девчонкой за белую розу, аккуратно завернутую в тонкую бумагу. Де Сад поймал острый, колючий взгляд мужчины. Дождавшись, пока тот вернется в подъезд, он сказал Робеспьеру: «Должен откланяться, Максимилиан. Мне надо готовить речь для завтрашнего заседания». Они пожали друг другу руки. Де Сад увидел, как девчонка, подхватив лоток - бежит к мосту, что вел на остров Ситэ.
Он помахал Робеспьеру и Марату, что заворачивали за угол, и быстро пошел за ней.
Элиза заглянула в булочную. Отсчитав медные монеты, девочка засунула себе под мышку свежий багет. «Держи, - хозяин протянул ей профитроль, - от заведения. Как отец-то? - он улыбнулся.
-Уже лучше, - Элиза облизала пальцы. Девочка вприпрыжку побежала к дому по узкой, темной, - уже вечерело, - улице. «Седельщик Жан Фурье, - повторяла про себя она. «Мари Фурье, поденщица. Элиза Фурье». Даже проснувшись ночью, девочка бы могла повторить это без запинки.
Паспорта написала мать, - Элиза помнила, как она сидела за столом в их каморке, осторожно капая теплым воском на бумагу, прикладывая печати. Отец спал, Элиза, устроившись с ногами в старом кресле - штопала чулки.
-А откуда печать? – спросила девочка. «Это копия, - рассеянно ответила мать, подув на свежие чернила. «Дядя Теодор сделал, с оригинала, который месье Лавуазье, - женщина усмехнулась, - позаимствовал на время в префектуре нашего округа. Сюда, конечно, с проверкой не придут, - Марта повертела в руках печать и пробормотала: «В реку выброшу», - но так спокойней. Она наклонилась над дочерью, и обняла ее:
-Ты нам очень, очень помогаешь, Элиза. Не волнуйся, в Лондоне знают, что с нами все в порядке. Маленький Джон об этом позаботился. Так что скоро увидим и Тедди и всю семью, - мать прикурила от свечи. Открыв дверь в низкий, узкий коридор, Марта встала на пороге комнаты.
Элиза перекусила нитку крепкими зубами : «Когда его величество казнили, на площади Революции, там болтали, что армия скоро захватит Нижние Земли. А как же Джо, мамочка?»
Марта стряхнула пепел и улыбнулась: «Может, оно и к лучшему. Ты же слышала, что Констанца рассказывала - Дюпорт в Национальной Ассамблее, перед самым ее роспуском, потребовал полных гражданских прав для евреев Франции. Депутаты аплодировали стоя, а Сен-Жан, председатель Ассамблеи, сказал, что каждый, кто выступает против этого предложения - выступает против Конституции. Так что если Нижние Земли станут французскими - Джо и ее мужу больше не придется платить унизительные налоги просто за то, что они ходят не в церковь, а в синагогу».
-Дядя Иосиф сможет служить в армии, - задумчиво сказала девочка. «Леон Вальд, - у его родителей портновская мастерская, ты знаешь, - он говорил, что его старший брат, Морис - сразу в армию записался, и уже лейтенант. Как в Америке. Значит, - Элиза подняла зеленые глаза, - в революции бывают не только плохие вещи, мамочка?»
-Не только, - Марта выбросила окурок в камин. «Но можно было бы добиться всего того же без смертей и крови». Она закрыла дверь. Пройдя за ширму, женщина ласково подоткнула одеяло на большой, крепко сколоченной кровати. Муж спокойно спал. Марта, поцеловав его в лоб, шепнула: «Все будет хорошо».
-Давай, - сказала она, вернувшись, доставая из сундука тетрадь и чернильницу с пером, - сначала диктант, а потом - грамматика.
-Я уже деньги зарабатываю, - недовольно пробормотала Элиза. «И все равно - грамматика».
-А как же, - сочно отозвалась мать и стала размеренно диктовать.
Элиза не удержалась и отломила от багета горбушку.
-Хочешь, я тебе пирожных куплю? - раздался вкрадчивый голос сзади.
-Fous le camps! - равнодушно ответила Элиза. Девочка прибавила, сплюнув себе под ноги: «Свинья!»
- Je peux sentir ta chatte! – не отставал мужчина - невысокий, изящно одетый, со светлыми, коротко стрижеными волосами. Элиза почувствовала его руку у себя на плече: «Нельзя кричать. Нельзя, у нас поддельные документы, мама с папой - в списке государственных преступников..., Если только соврать потом жандармам, мол, я не отсюда...». Улица была пуста. Элиза стряхнула его руку: «Va te faire foutre!»
-Сучка, - почти ласково, облизывая губы, протянул мужчина. «Маленькая, непокорная сучка..., Сейчас я тебя научу послушанию..., - он сорвал лоток с ее плеча. Медные деньги рассыпались по булыжному тротуару, и Элиза услышала холодный голос: «Оставь девочку в покое, мерзавец».