-Мэри наша приемная, - весело сказала Мирьям. «У нее мать - наполовину негритянка была, сестра мужа моего, единокровная. Поэтому и волосы у нее такие. У нас еще дочка есть, Мораг. Мы ее на воспитание взяли, у нее мать - индианка, а отец - белый. Младшенькая девочка наша, Дебора, - два годика ей. У нас семья большая, миссис Сэмуэль. А я сама - Мирьям рассмеялась, - еврейка, и зовут меня, как в Библии сестру Моисея звали, я говорила вам».
Негритянка, согнувшись, ухватившись за руку Мирьям, заплакала: «Сказано же..., отпусти народ мой..., это же мой пятый..., миссис Кроу..., пятый ребенок..., четверых забрали..., и не видела я их больше..., тоже, как у вас..., три девочки и мальчик…»
-Значит, все быстро случится, - пообещала Мирьям, - я первого тяжело рожала, долго, а с Деборой - за три часа справилась, и в тот же день на ноги встала. Мы уже в канадских водах, дитя ваше свободным родится. И народ, - она обняла женщину, - народ ваш тоже выйдет из рабства. Как Господь нас не оставил, так и вас не оставит заботой своей.
Миссис Сэмуэль сидела на койке, держа в руках завернутую в холст девочку. Та копошилась у ее груди. Младенец, затихнув, посапывая - успокоился. Мирьям стерла слезы с лица женщины, и прислушалась: «Якорь бросают. Сейчас лодки с берега пригонят, нас там ждут».
-Мирьям назову, - сказала негритянка, целуя черные, еще влажные волосы младенца. «Ее у меня уже никто не отнимет, миссис Кроу».
-Никто, - согласилась женщина и поднялась наверх.
На востоке всходило огромное, огненное солнце. Муж сидел на борту бота, затягиваясь старой, прокуренной трубкой. Мирьям пристроилась к нему под бок. Стивен, обнимая жену, усмехнулся: «Такой переход был легкий, что я Элайджу отправил веслами поработать, на шлюпке. Он всю ночь ничего не делал. Вот, - он посмотрел на негров, что спали на палубе, - восемь человек свободны».
-Девять, - поправила его Мирьям, целуя седоватый висок. «Там у нас девочка родилась».
-Это хорошо, - внезапно, нежно улыбнулся муж. Мирьям спросила: «За семь лет..., Ты, сколько уже беглых в Канаду переправил?»
-А ты, сколько детей приняла? - лукаво спросил ее капитан Кроу. Мирьям развела руками: «Со счета сбилась, дорогой мой».
-Вот и я - так же, - Стивен выбил трубку в воду, и достал подзорную трубу: «Вот и они».
С северного берега к боту шли три лодки. Мирьям прищурилась и увидела, как сын, сидящий у руля, привстал и помахал ей рукой. Небо постепенно становилось голубым, прозрачным, над ботом закружились озерные чайки. Элайджа, размотав канат, ловко пришвартовавшись, крикнул: «Добро пожаловать в Канаду!»
Нью-Йорк
Корабль ловко маневрировал, сбавив паруса, заходя в гавань. Две женщины - повыше и пониже, стояли на корме. Джо усмехнулась, накрутив на палец темный локон, упавший на плечо из-под бархатного берета, и обняла за плечи Дину: «Совершенно не о чем беспокоиться. Иосиф - врач, кузина Эстер акушерка и кузина Мирьям тоже. Родишь тут американца, или американку».
Дина посмотрела на свой живот и покраснела: «Неудобно так. Когда из Яффо отплывали - я еще не уверена была. Мы с Аароном подумали - не оставаться же из-за этого».
-Ничего неудобного, - твердо сказала Джо и услышала голос капитана: «Милые дамы, скоро пришвартуемся. А вы, госпожа Мендес де Кардозо, - он поклонился, - если захотите, я вас с удовольствием первым помощником возьму. Отлично навигацию знаете».
-Ты даже учебник написала, - оглядывая удивленными глазами гавань, сказала Дина. «Тут кораблей еще больше, чем в Ливорно и Амстердаме!»
-Не по навигации, - Джо улыбнулась, - по математике, я же подумала - все равно детям преподаю. А потом меня в издательство взяли, я говорила тебе. Теперь чужие книги поправляю, вместо того, чтобы свои писать. И тебе очень, очень, идет это платье, - внезапно добавила она, наклонившись, поцеловав Дину в белую щеку.
-Нескромно, - почти испуганно сказала та. Джо рассмеялась: «Ты же видела, как наши дамы в синагогу ходят, да и в Париже - Марта тебя по лавкам водила».
Дина скосила глаза на прикрытое кружевами декольте и, подергав жемчужное ожерелье, вспомнила уверенный голос: «Даже и не спорьте, кузина Дина, вам этот бирюзовый шелк очень к лицу. И аметистовый тоже возьмите. Рахели, - Марта порылась в рулонах тканей, - пойдет синий, как ее глаза, а Малке – гранатовый. К ее волосам очень хорошо будет, она же темненькая, в отца».
-Нельзя красный цвет, - слабым голосом сказала Дина, прижимая к груди ворох кружев, вдыхая запах жасмина. Марта качнула бархатной шляпой: «Малке пять лет, кузина Дина. Она успеет еще в темных платьях, походить. На то и детство, чтобы радоваться».
Марта зашуршала своими юбками - темно-зелеными и велела хозяину: «Счет пришлите мне, на рю Мобийон».
-Кузина Марта, - запротестовала Дина, когда они вышли на улицу. Та только подняла маленькую, белую руку. Дина вспомнила: «Аарон мне говорил, это синий алмаз. Как сверкает». «Это подарок, кузина Дина, - мягко улыбнулась женщина: «Для нас будет большой честью, если вы его примете».
Они шли по весеннему, веселому Парижу. Дина неслышно вздохнула: «Тут совсем не так, как дома. Мужчины на меня смотрят. Это все из-за волос, они ведь видны, но ведь такая шляпа изящная. Я у Аарона спрашивала - ему тоже так больше нравится».
-А смотрят, - Марта остановилась перед лавкой и велела: «Еще сюда, купим вам мыла, эссенции ароматической..., - а смотрят они потому, кузина Дина, что вы у нас - редкая красавица, вот и все. Привыкайте, - женщина усмехнулась и позвонила в дверь.
Уже потом, когда они сидели в саду Тюильри, а девочки - Элиза, Рахели и Малка,- бегали по дорожкам, играя с Ратонеро, Марта сказала:
-Так хорошо, что вы приехали, хоть и ненадолго. Элиза у меня скучает без друзей, она же вашей Рахели ровесница. Письма мы все передадим, не волнуйтесь. Жалко, что вы нашего кузена Питера не застали. Он зимой в Лондон уехал, как после ранения своего оправился. Моше, - Марта улыбнулась, вспомнив высокого, сероглазого, рыжеволосого мальчика, - я смотрю, и Пьетро написал, и Давиду. И Ханеле тоже - дяде своему».
-А рав Судаков не написал, - напомнила себе Дина, и услышала стук в дверь.
Шел затяжной, долгий, дождь - один из последних дождей зимы. Она подняла засов и ахнула. Моше стоял на пороге. Он чихнул: «Мне надо в ешиву, тетя Дина, - он оглянулся, - я совсем ненадолго. Тетя Дина, - мальчик поморгал мокрыми ресницами, - можно вас попросить? Я письма принес, для друзей своих, и Ханеле тоже - для дяди Теодора. Вы не передадите? - Моше вытащил откуда-то из-под рубашки пакет и облегченно вздохнул: «Не промок».
-Передам, конечно, - Дина помолчала: «Твой отец, наверное, господину Горовицу письма отдаст».
Моше пробормотал что-то и дернул углом рта: «Это и так - я ночью писал, тетя Дина. Папа...». Моше махнул рукой, и, не закончив, сказав: «Спасибо большое», - пошел по узкой, каменной улочке вниз, закрываясь рукавом капоты от ливня.
-А потом Ханеле приходила, с Малкой посидеть, - вспомнила Дина, - и сказала, что отец им запретил гоям писать. Так и сказал: «гоям». Господи, вразуми ты его. Уважаемый человек, книги пишет, бедным помогает, в Европу ездит деньги собирать, а такой жестокий. Это же семья, родная кровь, брат его. Какая разница?
Марта внезапно улыбнулась: «Раз вам, кузина Дина, в театр нельзя...».
Та покраснела: «Не мне, Аарону. Там ведь женщины поют, и вообще..., - она повела в воздухе рукой.
Марта поднялась и крикнула: «Девочки, пойдемте!». «Тогда мы сегодня семейный вечер устроим, у кузины Тео. Сыграем вам на фортепиано, музыку вам можно слушать?
-Можно, - улыбаясь, кивнула Дина. Марта, присев, раскинув руки, обняла девчонок: «Вы у нас - будто цветы, мои хорошие!»
Они сидели в большой, убранной кружевами детской. Дина, глядя на то, как девочки возятся с пухлым, белокурым, голубоглазым мальчиком, положила руку на свой живот: «Может, сын будет. Я же вижу, Аарон хочет сына. Хотя так нельзя, - она вздохнула, - госпожа Судакова, бедная, который год без детей, а у нас две дочки здоровых. Кого Господь даст, того и даст».