Марта подняла левую руку - правая была все еще зажата в тиски, деревянный стол был испачкан темными, подсыхающими пятнами. Коснувшись синяка под глазом, она усмехнулась:
-Мадемуазель Бенджаман далеко отсюда, месье Робеспьер. Сразу видно, вы никогда не поднимались в воздух. При хорошем ветре шары развивают очень большую скорость, полсотни миль в час. Впрочем, откуда вам знать, наука вас не интересует.
-Только бы Джон с Луи-Шарлем ушли, - подумала Марта. «Он говорил, там, на заставе должен свой человек стоять. У него и пароль есть, и отзыв. Потом они с Элизой встретятся и отправятся дальше. Детки мои, бедные, так и не увижусь с ними, - она сжала зубы - ребенок в животе недовольно задвигался.
-Будете упорствовать, - Робеспьер со значением посмотрел на железную сетку, с разложенными на ней инструментами, - мы применим другие методы, ваша светлость.
Марта почувствовала тянущую, опоясывающую боль в пояснице. «Господи, нет, - подумала женщина, - слишком рано…Может быть, обойдется еще. Все же было хорошо, нет, пожалуйста….»
-Ну! - резко сказал Робеспьер, вертя в руках клещи. Марта увидела брызги крови на его льняной, пропотевшей рубашке. Боль становилась все острей. Она, открыв рот, велела себе: «Нельзя! Нельзя, чтобы он догадался…»
Дверь стукнула. Робеспьер недовольно обернулся: « Что там такое?».
Он принял поданную записку, и, подойдя к факелу, прочитал ее:
-Сейчас увидитесь с месье Фурье, мадам, - он издевательски поднял бровь, - Фурье. Его светлость задержали на западной заставе. Он пытался вывезти Луи Капета, выдавая его за вашу дочь, которую я тоже, - Робеспьер взял ее железными пальцами за затылок, - найду. Думаю, если я позову сюда человек десять охранников, и дам им с вами поразвлечься - ваш муж быстро заговорит.
Марта почувствовала между ног что-то влажное, горячее, боль усилилась. Робеспьер, брезгливо поморщившись, увидев кровь на ее юбке, рассмеялся: «Им будет все равно, я вас уверяю. Отвяжите-ка ее, - велел он солдатам.
Марта с трудом поднялась, цепляясь за стол левой рукой, - правая кисть, распухшая, вся будто горела. Он ударил ее в лицо - так, что женщина отлетела к стене. Робеспьер подошел к ней: «Я хочу, чтобы вы предстали перед мужем в лучшем виде, ваша светлость».
-Господи, - успела подумать Марта, - граф Прованский…, Это все была ложь, ложь, никто и думал помогать нам, спасти Луи-Шарля. Бедный мальчик, он никому не нужен. Зачем? Зачем они мучают ребенка…, И Джон…, пусть не страдает.
Она согнулась от резкого удара в живот. Хватая ртом воздух, прикрываясь руками , женщина свернулась в клубочек на стылом полу камеры. «Дайте мне железный прут, - приказал Робеспьер. Марта, закрыв глаза, погрузилась в темноту.
На чистой, выскобленной кухне вкусно пахло свежим хлебом и сыром. Мишель, облизываясь, протянул кружку: «А можно еще, мадам Верней?».
Тео, что резала лук-порей, покраснела и строго сказала: «Мишель!»
-Пусть пьет, - отмахнулась фермерша, наливая мальчику козьего молока. «Слава Богу, лето хорошее стояло, сена вдоволь запасли. Будет, чем коров кормить, как их с гор пригоним». Она помешала растопленный сыр в горшке, что висел над очагом: «Это для нас. Мужчинам рагу отнесем, как готово будет».
Тео высыпала лук в соседний горшок и выглянула в окно - месье Верней и Теодор возились на крыше коровника.
-Золотые руки у мужа твоего, - одобрительно сказала мадам Верней. Понизив голос, подтолкнув Тео в бок, она усмехнулась: «Только что это ты его в сарае ночевать заставляешь, а? Не дело, дорогая моя. Я вам комнату дала, с кроватью большой, спите на здоровье. Хоть передохнете, пока еще до Женевы доберетесь».
Тео еще сильнее зарделась: «Мишель, ты, как доешь, сходи во двор. Может, отцу помощь нужна».
-Угу, - пробормотал мальчик, макая хлеб в растопленный сыр.
-Идут и идут, - подумала мадам Верней, исподтишка рассматривая Тео.
-Как смута во Франции началась, так отбоя от беженцев нет. Эти-то, сразу видно, хороших кровей, хоть и в платье простом. Женщина работящая, хорошая женщина, аккуратная. И мальчишка у них славный. Господи, - она невольно перекрестилась, - мы ведь тоже французы. Ну что с того, что у них король, а у нас - союз кантонов, мы ведь тоже католики. Просто по разные стороны гор живем. Был король, - поправила себя мадам Верней. «Только бы до нас война не докатилась».
-Вот, - сказала она Тео, нарезав колбаски, - сейчас картошка с луком сварятся, мы их мясом заправим, и мужчины наши пообедают. А мы с тобой пойдем, сыр месить будем.
Мишель пробормотал молитву. Убрав свою тарелку, подпрыгивая, мальчик выбежал во двор фермы. Здесь была собака - большая, добрая, лохматая, были куры и козы, в небе сияли большие, крупные звезды. Вечером отец сидел с ним на крыльце, и, покуривая трубку, рассказывал о созвездиях. А потом Мишель зевал, привалившись к его боку, и оказывался в постели. Теплая рука мамы Тео крестила его, немножко пахло розами, и он успокоено засыпал.
-Папа! - крикнул Мишель, подняв голову, глядя на крышу коровника. «Я помочь хочу!».
-Поднимайся, - рассмеялся Федор. Мальчик ловко взобрался по деревянной лестнице. «Будешь нам черепицу подавать, - Федор потрепал его по голове и, на мгновение, закрыл глаза.
-Никогда их больше не увижу, - подумал он. «Мадемуазель Бенджаман, Мишеля, - никогда. Довезу до Вены, устроиться помогу и вернусь домой. Что я себе вру-то? - разозлился, Федор. «Мой дом там, где они. Только вот без России я не могу,- он взглянул на солнце, что садилось за вершины гор, и услышал смешливый голос месье Вернея: «У меня там во фляге кое-что припасено. Я знаю, вы нашу водку уже пили».
-Хорошая она у вас, - добродушно согласился Федор и вспомнил свой шепот: «Тео, Тео, любовь моя, я не верю, не верю…»
-Приеду в Санкт-Петербург, - тоскливо решил Федор, - пойду в тот трактир, у Спаса-на-Сенной, и напьюсь. Дня три буду пить, не меньше. Потом явлюсь в Горное ведомство, то-то они удивятся. Посадят в крепость, так посадят, Степана им не достать уже. А Степан не пишет. Думал я, он с Горовицами письмо передаст, как они приезжали. Дети написали, и Ханеле, и Моше, а Степа - нет. Брат, - Федор хмыкнул и сказал месье Вернею: «Теперь вам никакой снег не страшен. Завтра маслобойку доделаю, и дальше отправимся».
Фермер только потрепал его по плечу: «Нужна работа будет - возвращайся, понял?».
-Спасибо, - улыбнулся Федор и погладил Мишеля по голове, сказал: «Давай собирать инструменты, мыть руки, а потом прогуляемся перед ужином, поищем цветы для мамы».
Тео вышла на крыльцо дома, запахнувшись в простую, шерстяную шаль. Женщина сразу увидела его рыжую, блестящую в лучах заката, голову. Он шел, держа за руку Мишеля, впереди бежала собака Вернеев. Мальчик крикнул: « Мама Тео, смотри, что мы нашли!».
Невиданный, белый, пушистый цветок лег на смуглую ладонь. Федор усмехнулся: «Они вообще летом цветут, мадемуазель Бенджаман, но сейчас хорошая осень, теплая. Называется - эдельвейс».
Мишель восхищенно подергал ее за руку: «Папа по таким камням лазил, мама Тео, чтобы его сорвать, я даже глаза закрыл от страха».
-Месье Корнель, - она покраснела.
-У меня веревка была, - пробурчал Федор и подтолкнул Мишеля к двери: «Беги руки мыть, сказочник». Мальчик вскинул лукавые, голубые глаза: «Вы друг друга должны по имени называть, раз вы мои родители. А то неправильно получается, - он рассмеялся: «А что на ужин?»
-То, что не доели за обедом, - весело отозвалась женщина. Приложив цветок к щеке, она тихо проговорила: «Спасибо вам, месье Корнель».
Они ушли в дом. Федор все стоял, видя перед собой ее черные, большие глаза, обрамленные тяжелыми, пушистыми ресницами, слыша ее прерывистое дыхание, любуясь зардевшимися, смуглыми щеками.
Он сидел на пороге сарая, затягиваясь трубкой, изредка прикладываясь к оловянной фляжке. «И, правда, хорошая, - пробормотал Федор. Водка пахла травами, миндалем, и оставляла на языке сладковато-горький, тревожный вкус.