Она сидела за кухонным столом, грея руки о фаянсовую кружку с теплым молоком. Мари-Анн сняла с очага горшок и разлила суп:
-Третьего дня пришли, обстановку описали. Правда, я кое-что продать успела, кое-что в провинцию отправить. Сказали, чтобы меня к воскресенью уже тут не было. Антуан в тюрьме Порт-Либр. Я, конечно, никуда не поеду. Сняла комнату, неподалеку, уже и книги его туда перенесла, и бумаги. Все, что в Арсенале было, в лаборатории его - конфисковали. Но я добьюсь, чтобы вернули, - мадам Лавуазье стукнула кулачком по столу и торопливо добавила: «Вы ешьте, ешьте, милая, пожалуйста».
-Надо сказать, - велела себе Констанца. Подняв темные глаза, она проговорила: «Мадам Лавуазье, я должна вас предупредить - меня разыскивает Революционный Трибунал. И я…, я очень перед вами виновата, я пойму, если вы захотите, чтобы я ушла…»
-Да что ты, милая! - Мари-Анн положила маленькую, худенькую ручку на ее ладонь. «Справимся, ты не волнуйся. Я напишу родне в Орлеан, они пришлют какие-нибудь бумаги. Сделаем тебя моей кузиной, - она улыбнулась. Констанца, глядя в голубые, окруженные морщинками глаза, тихо сказала: «Просто мне совсем, совсем некуда идти, мадам Лавуазье. Моя семья в Англии, все мои близкие погибли…, - она сглотнула слезы и совсем уже шепотом добавила: «Я не могу, не могу никуда уезжать, пока Антуан..., месье Лавуазье в опасности».
-Переночуем тут, - деловито заметила мадам Лавуазье, нарезая холодное мясо, - а потом в комнату переберемся. Будем шить, я на поденную работу устроюсь, тебе- то лучше не рисковать. Проживем. Опять же, деньги у нас есть пока, что я за столовое серебро выручила.
Констанца посмотрела на чистую кухню, на медные кастрюли и сковородки над очагом. Покраснев, опустив голову, она выдохнула: «Я ребенка жду, мадам Лавуазье. Простите, простите меня…, - девушка разрыдалась. Мари-Анн, поднявшись, обняв ее за плечи, поцеловала темно-золотые волосы на затылке.
-Так это же хорошо, - ласково сказала женщина. «Видишь, мы с Антуаном больше двадцати лет прожили, и, - она помолчала, - не дал нам Господь счастья такого. Моя вина, я знаю. А тебе дал. Радоваться надо, Констанца. Ничего, - она покачала девушку, - все устроится.
Мари-Анн подняла прядь ее волос: «Я тебя покрашу сегодня, корни уже видны. Месье Констан, - смешливо добавила она и девушка удивилась: «Откуда вы…»
-Я тоже листовки вижу, что на стенах висят, - Мари-Анн насыпала кофе в кофейник. «А сейчас вспомнила - я же статьи твои читала, и о шахтах, и о фабриках текстильных..., Очень хорошие».
-Спасибо, - Констанца стала убирать со стола. Замерев, она спросила: «Мадам Лавуазье…, Но ведь его не казнят? Он великий ученый, гордость Франции!»
-Господь милостив, - коротко ответила мадам Лавуазье. Констанца, обняв ее, просто постояла, закрыв глаза, вспоминая золотые листья на темной воде Сены и его ласковый голос: «Я люблю тебя, Конни».
Эпилог
Санкт-Петербург, февраль 1794 года
Нева - широкая, покрытая белым, крепким льдом, была усеяна сложенными бревнами. Сани были нагружены холстом, ржали лошади. Оттуда уже слышен был звук пилы. Мишель зачарованно вздохнул: «А Сена никогда не замерзает, мама».
Тео наклонилась и поцеловала румяную щечку: «Здесь холоднее, милый мой. Вот начнется карнавал, - Масленица, - сказала она по-русски, - мы туда сходим, блинов поедим. И дома тоже их испечем».
Она была в роскошной, бархатной, подбитой соболем шубе. Подобрав ее подол, уткнув нос в меховой воротник, Тео озабоченно спросила: «Не замерз ты, сыночек?»
Мишель только подергал воротник своего тулупчика: «Совсем нет! А мы на санках еще покатаемся, мама?»
-Конечно, - Тео улыбнулась и взяла его за руку. «Пора и домой, сейчас папа вернется». Она посмотрела на громаду дворца, на шпиль собора в крепости, и поежилась: «Если вернется».
-Ерунда, - оборвала себя Тео. «Теодор же встречался с российским послом в Вене. Маленький Джон вместе с ним ходил. Граф Разумовский сказал, что Теодор может спокойно возвращаться домой. Дело против него давно прекратили».
Она закрыла глаза и вспомнила растерянный голос Джона: «Я не верю, не верю, что отца и Марту казнили. Эти донесения…- он хлопнул рукой по бумагам, - один говорит одно, другой – другое. Надо ехать туда, искать их,…Их и Элизу».
-И Констанцу, - добавила Тео, разлив кофе. «Раз месье Лавуазье арестован, - она бросила взгляд на WienerZeitung, что лежала на столе орехового дерева. В комнатах Джона было тепло, горел камин. За окном, на черепичные крыши города опускался тусклый, уже зимний закат.
Федор раскурил сигару и мрачно согласился: «И Констанцу. Только вот, - он взглянул на Джона, - Тедди ничего говорить не надо, пока ты сам, Джон, туда не съездил, и не убедился».
-Следующей весной встречаемся в Лондоне, - коротко заметил Джон, - я и Дэниел. Оттуда отправимся с ним во Францию. Я там все переверну, а свою семью найду. Тедди пусть в школе остается, у него как раз - последний год. Вот, что Изабелла пишет, - он развернул тонкий, покрытый изящными строками лист.
-Дорогой Джон! Тедди и девочки спокойно добрались до Плимута. Питер их там встретил и привез в Лондон. Все уже разъехались, - Майкл в университет, мальчики - в Итон. Джованни заперся в своем кабинете, и дописывает книгу, так что мы с ними втроем порхаем по балам, - Джон невольно усмехнулся. «Мэри и Мораг имеют большой успех в обществе, их осаждают поклонники, но девочки они серьезные, разумные, да и я за ними присматриваю».
-Все в порядке, - облегченно сказала Тео. «А что Джо?».
Джон улыбнулся: «Даже если голландцы и устроят революцию, там все пройдет без крови. Пока штатгальтер держится на троне, но уж больно он у него шаткий. Мы ему, разумеется, обещали убежище, - Джон поднял бровь, - все-таки кузен нашему королю. С Иосифом и Джо все хорошо, в Амстердаме пока тихо».
-Слава Богу, - Тео перекрестилась и Джон поднялся: «Раз уж ты здесь, Теодор, и, так сказать, уходишь в отставку, - он тонко улыбнулся, - Британская империя тебе кое-что должна».
Федор повел рукой: «Да зачем? Я встречался со своим австрийским издателем, кое-какие деньги у нас теперь есть».
-И мне заплатят, - поддержала его Тео, - один спектакль я даю в пользу сирот, что потеряли родителей во Франции, а все другие бенефисы - это моя прибыль.
-Десять представлений, - восхищенно заметил Джон, отпирая дверцу шкапа. «Хорошо, что ты мне билет устроила. Говорят, перекупщики их по тройной цене продают. Но все равно, - он стал отсчитывать золото, - оно вам пригодится».
-Пригодилось, - Тео посмотрела на тяжелые кольца, что украшали ее пальцы. «И обстановку купили. Даже удивительно, что квартиру не конфисковали».
Она вспомнила смешливый голос Теодора, - он осматривал просторные, светлые, выходящие на Фонтанку комнаты:
-Там, - он указал на заснеженный Летний сад, - мы со Степаном и гуляли. Так что перейдете с Мишелем через мост, он Пантелеймоновским называется, по церкви, и окажетесь прямо в парке. И улица тоже - Пантелеймоновская. Статуи для сада мой дед покупал, его тоже Федором звали. В Италии, - Федор оглядел запыленный паркет, ободранные стены и пробормотал: «Конечно, тут все надо в порядок приводить».
-Приведем, - Тео оглянулась на Мишеля, - мальчик спокойно спал на сундуке, прикрытый шалью, и, поцеловала Федора: «А почему квартиру не отобрали?»
Мужчина заглянул в камин: «Дымоходы все прочистить надо. У нас так не принято, милая. Я все-таки официально - никакой не преступник, вот когда меня в крепость посадят...»
-Не посадят, - уверенно сказала Тео, обнимая его. Женщина напомнила себе: «Если все будет хорошо, ты сделаешь то, что обещала Господу. Обязательно. И даже если не будет хорошо - все равно сделаешь. Так правильно».
Федор пристроил саблю над камином и полюбовался ей: «Вряд ли я ее еще в руки возьму, воевать-то я не собираюсь». Он вздохнул и перекрестился: «Завтра пойду в Горное ведомство. И нам с тобой повенчаться надо, а то Масленица скоро, потом Великий Пост...»