— Вот и брат мой, Пауль, упокой Господи душу его, такой же был, — вздохнул купец. «И как вы такие рождаетесь — с солью в крови? Вроде у вас в Московии одно море, и то далече — не иначе, как Господь вас выбирает».
— Степа, — спросил Петенька, — «а ежели тебя на корабль возьмут, ты мне ракушку привезешь из теплых морей?»
— Привезу, конечно, — улыбнулся старший брат.
— Петер скоро лучше меня будет в счислении разбираться, — улыбнулся Клюге. «Я так думаю, через годик в училище надо будет его отдавать, опять же, с другими мальчиками ему веселее будет, да, Петер?»
— Мне бы еще языки выучить, — страстно сказал Петенька. «Латынь-то сейчас не больно уже нужна, я ж не в священники хочу, а вот для торговли одного немецкого не достанет, английский нужен, да и французский тоже».
Степан посмотрел на брата и почувствовал, как на глаза его наворачиваются слезы. Стоило ради этого кору грызть по новгородским болотам прошлой осенью, стоило хлебать тину в ледяном Чудском озере — ради того, чтобы брат его единственный сейчас, спокойно сидя в теплой комнате, так серьезно говорил о том, какие языки нонче надо учить.
— Пойдем, Стефан, покурим на дворе — поднялся Мартин Клюге. «Петеру еще задачи решать надо».
Над Колыванью разливался цветущий, щебечущий голосами птиц апрель. Купец набил трубку и посмотрел на юношу:
— Думаю я, Стефан, если возьмут тебя на корабль, надо нам с Петером года через три-четыре далее перебираться. Хоть и жаль насиженное место покидать, сколько уж столетий тут семья наша живет, — однако не нравится мне, как ваш царь на Ливонию смотрит.
— Не мой он царь, — сердито сказал Степан, затягиваясь вкусным табаком.
— Это да, — Клюге улыбнулся. «Прости, не подумав, сказал. Так вот — если московиты сюда войной пойдут, то ни о какой торговле уже думать не придется — ноги бы унести. А я, тем более, за Петера отвечаю — пока он в года не войдет, и не передам я ему дела».
— А куда ехать-то думаете? — спросил Степан.
— Можно в Гамбург, а можно и в сам Лондон, — Клюге улыбнулся. «Сейчас с Новым Светом пока выгодная торговля, хотя испанцы, паписты эти, все там к рукам прибирают потихоньку.
Ну, посмотрим.
Петеру к тому времени уже лет десять или одиннадцать будет, проще переезжать, когда ребенок не маленький. А ты, Стефан, кабачок, что старый Ханс в порту держит, знаешь?»
— Знаю, — ответил Степан. «Только не заходил туда никогда».
— Ну, так завтра к ночи загляни, — хлопнул его по плечу Клюге. «Капитан «Клариссы» всегда там гуляет после плавания».
Прозрачный вечер опустился на Колывань, месяц, будто тонкий леденец, висел в медленно синеющем небе и всходили над морем бледные звезды.
Степан толкнул дверь кабачка и закашлялся — едкий табачный дым сизыми слоями висел в воздухе.
— А, Меченый, — поднялся из-за столика низкий, коренастый человек с отрубленным саблей ухом. «Иди к нам».
— Ты уж извини, что я тебя так называю — капитан Якоб Йохансен налил Степе пива. «Я, как видишь, тоже — он усмехнулся, — не красавец. Берберы на абордаж брали южней Сицилии.
Однако их капитана рыбы едят, а я ничего — жив и кораблем командую. Что умеешь, Стефан?»
— Ничего не умею, — честно ответил юноша.
— В море ходил когда-нибудь? — вздохнул Якоб.
— Каждое утро смотрю на него, — Степан отпил пива и добавил: «Была б моя воля, так я на суше и не жил бы».
— Глаз-то тебе кто выбил? — поинтересовался капитан. «Дрался, что ли?»
— Царь Московии, плетью, — спокойно ответил Степан. «Я его заколоть пытался — за честь сестры-покойницы мстил, а потом из тюрьмы бежал».
Над столом повисло молчание.
— Смотри, — нарушил его Йохансен и стал чертить угольком по деревянному столу. «Завтра загрузимся зерном, и вернемся в Гамбург. Там возьмем коров, — глаза б мои не видели этот живой груз, грязи от него не оберешься, но деньги хорошие. Пойдем в Ньюкасл, там коров — на берег, берем шерсть, идем в Геную. А там посмотрим.
На борту я царь и бог, если что не так сделаешь, могу и кошкой перетянуть. Плавать умеешь?»
— Умею, — сглатывая комок в горле, сказал Степан.
— Ну, так что, согласен? — Йохансен пытливо глянул на него.
— Да, — твердо сказал Степан.
— Ну, за это выпить надо! — капитан прищелкнул пальцами. «Ханс, дружище, тащи нам еще пива, выпьем за нового матроса на «Клариссе». Прозвище-то как твое, Стефан?»
— Да так, как ты и сказал, — Меченый, — Степан залпом осушил кружку.
— Ну, за Стефана Меченого! — улыбнулся Йохансен. «Попутного тебе ветра!