— Ну конечно, ненадолго, — уверил ее атаман, усмехнувшись про себя. «Нет, ночевать я с ней тут не буду, — холодно подумал он, устраивая Федосью на сене, — хватятся еще. Целку сломаю, и пусть идет себе восвояси, завтра сама прибежит, опосля такого ей деваться некуда будет».
— Ну, так ежели пришелся, Федосья Петровна, — атаман сел вроде рядом с ней, а вроде — и поодаль, глядя на играющий яркими цветами в проеме двери закат, — может, вы мне хоша руку пожать вашу разрешите?
— Ну, если только пожать? — неуверенно сказала девушка, протягивая ему тонкие, смуглые пальцы. Кольцо стал нежно их перебирать, и вдруг — Федосья даже ахнуть не успела, — прижался к ним губами.
— Иван Иванович, — она потянула руку к себе, — невместно ж это!
— Теперь и умирать не страшно, — еле слышно сказал атаман, и руку — отпустил. «А если б я вас поцеловал, Федосья Петровна, — клянусь, — более ничего в жизни мне и не надо было бы».
«Я ж уеду — вдруг, пронзительно, подумала Федосья. «А он на смерть идет, там, в Сибири у себя. Ну что ж от единого поцелуя будет — ничего. Как же это можно — такой жестокой быть, вона, чуть не плачет он».
— Ну, разве если разок только, — пробормотала Федосья, закрывая вспыхнувшее лицо рукавом.
«Молодец, — похвалил себя Кольцо. «Теперича не торопись, девка сторожкая, целку бережет, матерью вышколена. Оно и хорошо, — будет жена верная и покорная, как оной и положено».
Он медленно, нежно поцеловал вишневые, пухлые губы боярышни. Та задрожала вся. «В первый раз-то целуется, — усмехнулся про себя атаман, — не умеет ничего еще. Оно и славно, я таких девок люблю, обучу, как мне надобно».
— Понравилось? — тихо, ласково спросил он, оторвавшись от ее губ.
Девушка только кивнула и опустила голову, спрятав глаза. Воротник сорочки приоткрывал смуглую, высокую шею, и, Кольцо, взяв ее за руку, — боярышня оной не отняла, — прижался губами к ее гладкой коже.
— Иван Иванович! — та, было, попыталась отодвинуться, но атаман положил ее ладошку куда надобно, и с удовлетворением увидел, как взлетели вверх красиво изогнутые, темные брови.
— Это что? — наивно спросила Федосья.
«Господи ты, Боже мой, — чуть не застонал Кольцо, а вслух сказал: «Оное бывает, коли рядом с такой, как вы Федосья Петровна, сидеть, коли целоваться так, как целовались мы.
Вы, может, посмотреть, хотите?».
Та зарделась вся, до кончиков нежных, маленьких ушей, и тихо прошептала: «Разве только одним глазком».
Ее зеленые глаза распахнулись от изумления и Федосья, сглотнув, сказала: «Маменька меня учила, что так бывает, но я, я… — она не закончила и опять покраснела — еще гуще.
— А ведь вы мне можете сладко сделать, Федосья Петровна, — грустно сказала атаман, — но ведь не захотите, наверное. Я же вас и пальцем не трону, вот те крест.
— Я не умею, — опустив взгляд, сказала девушка. «Не понравится вам».
«А ну терпи, — приказал себе Кольцо, — недолго осталось». «Понравится! — горячо уверил он девушку. «Да я о сем и мечтать не мог, Федосья Петровна!».
Он положил ее ладошку куда надо, и сцепил, зубы, — делать она, действительно, ничего не умела.
— Вам хорошо? — озабоченно спросила Федосья Петровна.
— Очень, — уверил ее Кольцо и молящее сказал: «Ежели б я мог хоша раз на вас посмотреть…».
Он сбросил рубашку и продолжил: «Вы ж на меня смотрите…».
Девушка вздохнула и приспустила сорочку, немного ее расстегнув. Кольцо увидел начало высокой, смуглой груди и, помедлив, сказал: «Красивей вас, Федосья Петровна, никого на свете нет!»
Боярышня покраснела и пробормотала: «Неправда это!»
— Да разве ж я б мог вам неправду сказать! — горячо воскликнул Кольцо. «Никогда в жизни я бы оного не сделал! Ну, хотите, я вас всю — с головы до ног, — расцелую, и более ничего не надо мне!»
— Только поцелуете? — жалобно спросила Федосья.
— Конечно! — искренне ответил атаман.
Девушка вздохнула и стала расстегивать сарафан. «А ну потерпи еще! — приказал себе Кольцо. «Недолго осталось».
Соски у нее были вишневые и острые, живот — смуглый и плоский, ноги — длинные, и вся она — несмотря на рост, — под стать Кольцу, и стройность, была мягкая, будто пух.
Нацеловавшись вдосталь, — боярышня покраснела аж красивой, с острыми лопатками, спиной, — он шепнул: «Давайте, Федосья Петровна, я вам тоже сладко сделаю, хочется же вам».
— Невместно же, — слабо сказала боярышня, но Кольцо закрыл ей рот поцелуем и тихо ответил: «Так пальцем же, что ж от пальца-то будет? Ничего, Федосья Петровна».
Она была вся горячая и влажная, и Кольцо с удивлением услышал слабый, низкий стон.